Мемуары Ведьмы. Книга вторая

Затем она одела свой рюкзак, встала и отошла от меня на несколько шагов. Где-то после третьего шага я совсем перестала различать её силуэт, и благодаря своему костюму она стала абсолютно невидимой. Посередине, приблизительно в районе её спины, которую уже невозможно было различить человеческому глазу, я заметила яркое красное свечение. Оно стало подниматься в небо, не издавая абсолютно никакого шума. Свечение было намного тусклее, чем ночью, но это совершенно точно были все те же красные огни.

Я засвистела в свисток изо всех сил. Мне захотелось, чтоб дедушка тоже увидел этот огонек, но он прибежал на поляну уже слишком поздно, чтоб суметь разглядеть его.

— Нашлась! Как ты? Что это, откуда оно у тебя? — кинулся он расспрашивать с радостным волнением.

— Мне дала бабушка, точнее НЛО бабушки… — замешкалась с объяснением я, — Ну чтоб я исцелилась.

— Кира, а если оно ядовитое? — возмутился дедушка.

— Ты думаешь, кто-то выманил меня на поляну, когда я и так умираю, чтоб угостить меня отравленными плодами?

Уже дома, множество раз пересказывая эту историю, я словно не могла поверить себе до конца. Что уж говорить про моих стариков. И даже когда на меня с середины нашего круглого стола смотрели эти шипованные фрукты, которые не при каком невероятном стечении обстоятельств, не могли появиться в сибирском лесу посреди зимы, мы все находились в крайнем замешательстве об их целебных свойствах.

Бабушка, как сыскная ищейка, обнюхала плоды, и, вооружившись ножичком, попыталась надрезать один из них.

— Три дня их нельзя трогать, они созреют, — одернула я ее.

Мне было немного лучше все эти три дня, правда я не выходила из дома, возбуждено проверяла свои удивительные дары с небес. Бабушка же напротив выглядела, как никогда удрученной. Ее гложили сомнения относительно того, что по рецепту я должна была принимать неизвестные ей плоды. Вечерами она раскладывала карты Таро, в надежде узнать ответ. Она пытала руны и маятник, травяной настой в свете свечи, но все молчало. Никто и ничто из всего, что приходило каждый раз ей на помощь, не могло теперь дать ни одного ответа. Вся ее магия онемела, будто была пустым набором предметов в руках бездарного человека.

Через три дня плоды и вправду пожелтели, они стали совсем как дыни только в шипах. Стоял солнечный морозный день, и, выложив их на кухонный стол, мы с бабушкой наконец разрезали их. Меня распирало любопытство и волнение, такое словно сегодня начинается моя новая жизнь, и эти чувства не были обмануты. Внутри фрукт напоминал белую сметанную массу с темными продолговатыми косточками. Выбрав косточки и поместив мякоть в банки, бабушка достала чайную ложку и испробовала сметанную начинку. Покрутив комочек во рту, она с видом сомелье, проглотила его и сообщила мне, что это даже вкусно.

— Но ты попробуешь это лишь через двенадцать часов после меня, — приказным тоном сообщила бабушка, убирая банки в погреб.

Я недовольно чмокнула, но вероятно поступила точно так же относительно своей внучки.

Что ж, белая масса и вправду была невероятно вкусной, напоминая мне заварной крем от бабушкиного торта «Наполеон».

Через две недели у меня прекратились головные боли. Я опять была активным ребенком и чувствовала себя абсолютно здоровой. Когда вся мякоть в банках закончилась, мы поехали в больницу. Сидя в коридоре и ожидая снимков, я увидела свою маму. Она подбежала ко мне и присела на корточки. Она ничего не знала про найденные, если это можно было так назвать, фрукты в лесу, и я видела ее безудержное волнение в ожидании моих снимков. Только сейчас, глядя на нее, мне вдруг стало ее невыносимо жалко. Она что-то делала в своей жизни неправильно, упуская что-то очень важное. Настолько важное, что оно полностью в какой-то момент перевернуло ее понимание значимых дел. Даже сейчас, когда я была всего в шаге от смерти, она все еще не могла начать жить настоящим. Самой большой ее ошибкой и самым большим горем было то, что она жила то в своем прошлом, когда я еще не появилась на свет, то в своем будущем, когда она, наконец, сможет додать мне своей любви и внимания. Но она никогда не жила здесь и сейчас, в моем настоящем. Скорее она даже боялась этого настоящего момента реальности, когда надо бросить работу в городе и разорвать связь с прошлым, когда надо быть со мной каждую минуту моей жизни, заменяя мне отца.

Через пару часов мы зашли в кабинет к врачу. Тот заискивающе расспросил меня, как я себя чувствую, принимая из рук Ларисы Петровны, которую я так и не нашла в прошлый раз, снимки. Вдруг, не прося меня выйти из кабинета, он вскочил со своего кресла и крикнул:

— Опухоли нет. Совсем нет… Понимаете? Это — чудо!

Мама принялась опять плакать, но уже от счастья, обнимая бабушку и повторяя слово «спасибо», как мне показалось, больше сотни раз.

Глава 4