Мемуары везучего еврея. Итальянская история

Арабы не беспокоили доктора Вильфрида. Во время Первой мировой войны он служил военным хирургом в Турции, и этот опыт навсегда сформировал его отношение к Леванту. Турки научили его, что арабы никогда не были и не могут быть гражданами, только подданными. Такими они останутся, по его мнению, и в сионистском государстве, если евреи сумеют установить с ними отношения, основанные на экономических интересах, которые окажутся сильнее политического антагонизма. Арабское восстание было легендой, созданной Лоуренсом [85]и раздутой после Первой мировой войны романтизмом английской элиты, разъеденной моральным и политическим декадансом. Евреи в Эрец-Исраэле расплачиваются за эту легенду, но в конце концов мир арабизма породит потоки слов и, возможно, крови, которые иссякнут из-за скопившихся внутри них противоречий. В любом случае арабы не идут в счет, потому что не знают, кто они и чего хотят. Их религиозно-политическая общность существовала до тех пор, пока ислам через Оттоманскую империю связывал их с другими мусульманами и — в меньшей степени — с мусульманами колониальных территорий. Бедуины Аравийского полуострова создали ислам, но были не в состоянии поддерживать его существование в современном мире. Понадобилась турецкая мощь, чтобы удерживать большинство арабов под политическим контролем, основанным на общности религии. Когда единство ислама рассыпалось на части, халифат рухнул, провинции Оттоманской империи превратились в государства без национального характера, без общей истории и без социального и религиозного равенства. Тогда в чем же может быть арабская сила? Только во враждебности к британской империалистической державе и в ненависти к евреям — двух питающих друг друга политических амбициях, несущих в себе семена будущего краха. Британия стоит на пороге потери всех своих колоний. Война против Гитлера должна сломить ее, даже после победы, гарантированной американским вмешательством. Арабы будут продолжать развивать свой аппетит к умирающей европейской культуре под покровом созданного Лоуренсом мифа, неспособные усвоить западные ценности, которые принадлежат к христианскому миру. В этом местном, импортированном, карикатурном национализме арабы потеряют немногие имеющиеся у них туземные творческие способности. «Вы, европейцы, — однажды сказал доктору Вильфриду раненый турецкий полковник, — не хотите принять тот факт, что арабы — отцы, а не дети пустынь, и они не в состоянии создать государство. Они — обращенные христиане, сохранившие только хитрость и память о византийском деспотизме. Мы, турки, пришедшие из азиатских степей, столетиями удерживали их от того, чтобы они не перерезали друг другу глотки, и для этой цели мы использовали силу исламского закона, религии, подходящей для Леванта, поскольку она принимает в равной степени и господ, и слуг, хотя и применяется по отношению к ним в разной форме. Когда единство ислама разрушится, его последователи вернутся в то первобытное состояние, в котором они всегда находились на Востоке, и снова станут мозаикой кочующих племен, массой крестьян, эксплуатируемых торговцами или грабителями, которые маскируются под правителей. Оттоманскую империю сменит другая, пришлая империя, или же наступит полный хаос. В обоих случаях арабы проиграют».

И евреи, по мнению доктора Вильфрида, тоже проиграют. «Мы не племя грабителей, а семейство рабов. Мы утратили чувство государственности, как и христиане, перешедшие в ислам. Наш ислам — это европейская культура. Она впитала в себя из своих греко-христианских корней яд, который мстит нам за то, что мы отдали Иисуса Афинам и Риму».