«Наши мудрецы спрашивали, — начал он, — почему в Библии написано, что только сыны Израиля оплакивали Моисея, в то время как Аарона оплакивали и сыны, и дочери Израиля. Можем ли мы сказать, что Аарон был лучше или важнее Моисея? Конечно, нет. Но Моисей сказал: „Пусть справедливость, если необходимо, сметет гору“. Он не мог принять компромиссов, потому что, лишь следуя абсолютной справедливости, он мог одновременно служить и Богу, и своему народу. Аарон же принял компромисс из любви к миру и правде, которая не могла быть божественной, потому что была правдой людской. Разве не лгал он своему народу, когда создал золотого тельца и сказал: „Вот ваш Бог, о Израиль!“ Он так поступил, потому что чувствовал: этот идол может послужить знаменем, символом единства для стада, временно оставшегося без пастыря. Аарон был великим патриотом, быть может, еще большим, чем Моисей, который не мог отделить свою любовь к народу от любви к абсолютной правде. Ты сейчас стоишь перед дилеммой Аарона, дилеммой, которую Сатана (помни, что для евреев Сатана до сих пор является посланцем Бога) рано или поздно ставит перед каждым из нас. Все сионистское движение, квинтэссенция нашего национального возрождения, — это тип государственного золотого тельца, потому что государство, которое мы хотим создать, — человеческая конструкция с человеческой моралью, а не моралью Всевышнего. Человеческая мораль не сметет гору. Мы решили иметь дело с Сатаной, с материальной силой, человеческими страстями и интересами, потому что у нас нет больше сил ни на что другое. „Мертвые не славят Господа“, — сказано в одном из псалмов, а мы стоим на краю катастрофы. Если бы ты спросил совета у Моисея, — заключил он, — то он мог бы сказать тебе: снеси гору своей правдой. Я не могу сказать тебе этого — если не по другой причине, то хотя бы по той, что Бог сам послал Моисея спасти евреев и вести народ, политически и морально потерянный в египетском изгнании, и не послал никого, кто принес бы нам надежду, ни нам, ни евреям Европы, уничтожением которых занят там сейчас нацистский фараон, да и здесь тоже с помощью британских деспотов. Мы совсем одни, без вождя, на нас лежит долг защиты своего народа. Может быть, нам придется платить за свое высокомерие собственными жизнями и жизнями будущих поколений. И это может стать частью судьбы. Я не могу сказать тебе, врать или не врать завтра. Все, что я могу сказать, так это то, что оба пути, открытые перед тобой, равно болезненны, хотя подписать договор с Сатаной легче, чем с Богом. Свободный выбор — самый дорогой подарок, сделанный Богом смертным для того, чтобы в конце каждый мог спастись».
Мы вышли из квартиры вместе, прошли мимо молчаливой синагоги через сады и пошли, сопровождаемые несмолкаемым жужжанием насекомых, вдоль длинной песчаной аллеи, обсаженной с двух сторон пальмами, по направлению к дороге, которая вела из Рамле в Яффу.
Когда выкликнули мое имя, весь разговор с учителем ботаники разом вспыхнул в моем сознании. Как марионетка, я проследовал по приказу старшего сержанта в комнату, где заседал трибунал. Стоя по стойке «смирно», я не мог из-за шлема на голове видеть, кто находится вокруг, я только чувствовал, что с десяток глаз вперились в меня. Полковник, который сидел в центре между двумя офицерами, любезно сказал мне: «Вольно». Судейский секретарь, младший командир из королевских гусар, принес еврейскую Библию и заставил меня повторить за ним слова присяги. Я почувствовал, как пот стекает по моей спине и спускается аж до поясницы. По сигналу председателя суда военный прокурор подошел ко мне с висячим замком в руке. «Капрал, — сказал он, — узнаете ли вы этот замок?» — «Да, сэр», — ответил я, удивившись тому, как легко было солгать. «Вы абсолютно уверены в этом? — спросил прокурор, глядя мне прямо в глаза. — Позвольте напомнить, что вы поклялись на Библии говорить только правду и что Бог в эту минуту находится здесь!» Без малейшего усилия я ответил: «Да, сэр», — и почувствовал глубокое облегчение. «Это тот замок, который висел на дверях, когда я принял дежурство». — «Очень хорошо», — сказал военный прокурор. Затем я услышал, как позади меня старший сержант рявкнул: «Смирно! Кругом! Левой-правой, левой-правой марш!», после чего злым голосом заорал: «Свободен!» И уже мягче: «Возвращайтесь в свой лагерь, капрал». Я шел легкими шагами мимо бугенвилий, ступая по горячему песку своими сияющими ботинками. Моя голова была абсолютно чиста, но сердце сконфужено. Я чувствовал странную улыбку на своих губах. Я знал, что только что подписал договор с Сатаной, и мне не терпелось узнать, что я получу в обмен на свою бессмертную душу.
Глава 8
Иерусалим
Когда я позвонил в дверь квартиры на улице Бен-Эзра в Иерусалиме, я не представлял себе, что простое нажатие кнопки звонка может привести к важным событиям в моей жизни.