Мемуары "власовцев"

Узнаете этот образ? — храм, церковь.

Все здесь: архитектура, иконы, освящение, одеяния — направлены на усиление человеческого восприятия. Нет авторов всему этому. Это симфония, с привлечением всех средств, предназначенных для убеждения в чем-либо. Эта симфония существует сотни лет, ее чувствовали ваши отцы, деды, которые ходили в церковь, и это посещение давало им что-то.

Поэтому, говоря о пропаганде, я рекомендую посмотреть на нее с этой точки зрения. На таких примерах я и преподавал в лагере.

Как я попал в Вустрау

До Вустрау служил в Министерстве иностранных дел в Берлине переводчиком, а еще ранее, до войны, жил и работал во Франции. В Германию был отправлен фактически насильно. Еще в оккупированном Париже мне посоветовали, не дожидаясь ареста, явиться в гестапо и заявить о себе. В августе 1941 г. меня направили в Берлин. Немцы пытались таким образом собрать всех русских антикоммунистов в одном месте — под «стеклышко», чтобы удобнее было наблюдать за ними. С одной стороны, мы были антикоммунисты, а с другой — русские патриоты. Поэтому немцы старались за нами присматривать, чтобы не упустить момент, когда что перевесит.

Из берлинского гестапо меня направили к Деспотули — редактору русской газеты «Новое время». Поскольку я знал языки, меня определили в отдел иностранных дел, ведающий радиопропагандой на Россию. Это был своего рода сборный пункт информации. Там собирался различный материал и передавался по телефону, через Белград, по назначению. Интересно, что мой руководитель по министерству как-то сказал: «Работайте, это как раз то, что вам нужно. Наше министерство раньше других окажется в Москве, у нас уже имеется там помещение, куда мы переедем». Поэтому я и работал там охотно, до тех пор, пока не стало ясно, что это маловероятно. Тогда-то и приехал ко мне Кнюпфер — немецкий руководитель лагеря. Это был, что называется, русский немец. Он понимал наше дело и сочувствовал ему. Поэтому и мы в Вустрау старались работать так, чтобы не подвести его.

Встретившись со мною, Кнюпфер сказал: «Владимир Дмитриевич, я очень хотел, чтобы вы приехали ко мне работать». Инициатива собрать людей и дать им работать вместе принадлежала Кнюпферу и Лейббрандту[40] (1). С последним я познакомился еще в Париже, в марте 1941 г. Мы встретились в гостинице. Лейббрандт был в коричневой форме партийца с погонами капитана, и первые его слова были: «Владимир Дмитриевич, мысленно снимите с меня эту форму, и будем говорить на равных». Мы довольно долго беседовали. Это было прощупывание со стороны Министерства Восточных земель. Таким образом, в марте 1942 г. я поступил на службу в Министерство Восточных земель, прибыл в Вустрау и проработал там до мая 1944 г.

Как-то в один из майских дней меня вызвал Кнюпфер и сказал, что, по его данным, я буду в ближайшее время арестован. «Мы делали общее дело, — добавил он, — и если вас арестуют, это будет ощутимый удар по нашему делу. Советую вам подать в отставку». Что я и сделал. Это было время, когда уже начали сажать верхушку НТС.

Я благодарен Кнюпферу за все, что он сделал для нас.

Спустя некоторое время я все же попал в тюрьму. Правда, отчасти по своей инициативе. А дело было так. Когда начались аресты руководителей НТС, я решил, что надо попробовать объяснить немцам, что это ошибка. Фактически я ничего не терял, т. к ждал ареста со дня на день. И я поехал в Шитц, в Центральное управление государственной безопасности. Присел у входа на скамейку и через дежурного вызвал знакомого мне сотрудника Управления — Дедио. С ним я познакомился еще до войны — во Франции. Это был следователь, который допрашивал меня в Париже. В отличие от других членов НТС, которые были в то время арестованы и допрашивались в тюрьме, например, Редлих — в Праге, мой допрос проходил в гостинице. Дедио угощал меня кофе, коньячком, мы мирно беседовали. Позже я узнал, что у него была прямая связь с Прагой. Все, что я говорил, оперативно проверялось с показаниями пражских арестованных. На помощь этого Дедио я и рассчитывал в этот раз. Я попросил его походатайствовать о моей встрече с каким-нибудь чином Управления, чтобы объяснить, что аресты руководства НТС ошибка. Он привел меня к начальнику 4-го отдела службы, ведающей иностранцами, — генералу Вольфу. В кабинете, кроме меня и генерала, находился еще полковник. Я говорю генералу, что аресты наших людей — недоразумение. Дело в том, что цель у нас одинаковая — мы боремся против существующего в России режима. Работа ведется в основном на ту сторону. А так как каждый русский человек чувствует себя русским человеком и чтобы он не идентифицировал нас с вами, мы действуем так, чтобы он чувствовал, что мы действуем не по вашему приказу. Именно поэтому мы добиваемся значительных результатов.