Мемуары

То, что Вы надоели прок-ам, это пустяки по сравнению с тем, как они мне. Ведь официально моя жалоба у них 20-й месяц. Даже после допроса идет 4-й месяц, а для проведения следствия положено по закону — 2 месяца. Конечно, я удручен этим, да и не может быть иначе. Врут они, что дело движется. Когда здесь был прокурор, он провел переследствие за 1 день, с обеденным перерывом. Для решения нужно еще меньше. Еще удивительнее для меня, что Вы до сих пор не знаете моей статьи. Вот она; 17-58 –8,10. Содержание дела; дважды привлекался: в 1935 г. с составом преступления — разговоры дома — и в 1938 г. «без состава преступления, но, будучи осужден, считал свой арест ничем не оправданной жестокостью»; считал, но не говорил. Осужден в 1950 г. как «повторник», т. е. человек, коему решили продлить наказание без повода с его стороны (т. е. с моей). Вот и вся официальная часть программы. Выяснять тут нечего, и поэтому, если дело не движется, т. е. не дает результата, значит, лежит и дожидается резолюции какого-то высокого решителя. Очевидно, обсуждается не преступление, а моя персона. Ах, как бы я хотел, чтобы мною меньше интересовались. Тогда уж с полгода назад был бы результат.

Милая моя, Вы спрашиваете, почему я не задаю вопросов о Вашей жизни. А по той простой причине, что я вообще не могу сейчас даже вообразить какую-либо жизнь. Я так отвык от мира, что не в состоянии поддерживать интересную, светскую беседу, тем более, что последнее время я надеялся на положительный результат и все мои душевные силы уходили на поддержание внешнего спокойствия. О внутреннем говорить не приходится. Я расплачиваюсь за напряженность жизни такими болями в животе, каких я даже представить себе раньше не мог. Здесь жизнь очень трудна, даже в тех случаях, когда она физически не тяжела. Масса людей и обязательных отношений, принудительное сожительство 24 часа в сутки и т. п. Несравнимо ни с чем, что Вы знаете и видели. Сохранить себя физически и эстетически, да еще творчески — можно только при удаче — уменье жить (в данных условиях). Я не знаю, надорвался ли я уже или только надрываюсь и вот-вот надорвусь, и единственная ниточка, которая меня поддерживает, — Ваши письма. Даже когда они огорчительны. Это, напр. расстроило меня, но отсутствие его было бы гораздо хуже. Поэтому я благодарю Вас за него и прошу в дальнейшем писать, ибо вы меня жалеете, а я того достоин. Но неужели одно мое письмо пропало, в нем была приписка маме. Я отвечаю на все письма сразу, и задержки не по моей вине. Милая, я отлично понимаю, что вы не можете мне помочь в главном, без чего все остальное призрак; ох, хоть какой-нибудь результат.

Шубу покупайте[171] и не сомневайтесь в этом. Никто, кроме мамы, видеть меня не сможет. Если же мне только скинут срок и пошлют меня в ссылку, то надо будет начать торговлю хуннами, тюрками и тибетцами, ибо ссыльный может работать для «Всеобщей истории» хотя бы снимая подпись. А насчет резинщиков, мысль все время возвращается к ним, если есть возможность нажать — хорошо бы; если же нет — буду ждать, стиснув зубы. Заявление подать они Вам зря советуют, не подавайте, зачем такие бумажки, только для их спокойствия.

Я не могу сейчас считать свое положение стабильным и игнорировать факт пересмотра, чтобы жить, как раньше жил. Да это и невозможно, ибо ушли почти все мои близкие и приятные люди и на меня навалилось одиночество, вдобавок.

Мама уже наверно, получила мои письма, скоро напишу ей еще, но не знаю, где она сейчас — в Москве.[172] Если да, поцелуйте ее от меня.

Целую Вас и прошу не сердиться на меня, ибо я не виноват — L

<23 декабря 55 г> Дорогая Эмма

поздравляю Вас с новым годом и желаю, чтобы Ваша книга, от которой Вы отвлеклись по моей вине, была благополучно закончена и напечатана.[173] На днях я оправил Вам очень нервное письмо, [174] ибо был под впечатлением непереносимой животной боли, а теперь она несколько уменьшилась, и я стал оптимистичнее. Бытие (живота) определяет сознание (мое). Каждый вечер, окончив дневные дела и имея 1 / 2 часа свободных перед сном, я с благодарностью вспоминаю Вас, т. к. вынимаю контурную карту и счастлив, что не надо копировать сетку, как я делал раньше. Карт Китая хватило в обрез, а всей Азии осталось, но, они весьма пригодились. Короче говоря, получается исторический атлас. Этого не было бы, если бы Вы не прислали мне карты. А об чем Ваша книга? О Лермонтове? Интересуюсь.

Целую Ваши ручки и Вас, дорогая, надеюсь в течение января (уже перенес надежды на сей холодный месяц) получить от Вас короткое, радостное письмо.

Кажется, пора, хотя уже давно пора.

Искренне Ваш — Leon

P. S. Прилагаю письмо маме,[175] надеясь, что она в Москве. Почему-то мне кажется, что она там, но, полагаю, сие письмо ее не минует ни в коем случае.

суббота 24. XII. 55

Дорогая, милая мамочка

Поздравляю тебя с наступающим новым годом и желаю всего лучшего, а именно: переводить китайскую лирику, пользуясь консультациями толкового востоковеда, напр. меня.