Мендель

А любой культ обязательно отбирает театрально выглядящие события. Умело пересказанные или воспроизведенные в обряде, они благодаря великой силе искусства способны овладевать душами, подчинять эмоции и волю людей.

И главное — то, что произошло с Августином, произошло не просто с богатым молодым человеком, жившим всеми земными радостями, хотя будь он просто таким — церковь уже не прошла бы мимо его истории, как это было многократно и до него и после него.

А это произошло с мыслителем высокого класса. С эрудитом. Блестящим полемистом. Талантливым литератором, чей полнозвучный латинский глагол был способен жечь сердца. Он-то и был нужен! Не неграмотные рыбаки с Тивериадского озера и не бывшие сборщики податей должны были класть камни в идеологический фундамент будущего здания католической — то есть вселенской — церкви, а настоящие мастера-каменщики.

Профессионалы, подготовленные разносторонне.

Опасные, интеллектуалы: без них, увы, не обойтись.

И поэтому церковная карьера Августина была головокружительной. Уже через восемь лет после принятия крещения он сделался епископом Медиоланским, а затем епископом Гиппона. Он не только очищался от скверны грехов и созерцал бога в тиши обители, среди своих собратий — как и он, новокрещенных тогда, в 388 году от рождества Христова, — Алипия, Севера, Профутура, Фортуната, Поссидия, Урбана, Бонифация и Перегрина, вместе с ним отказавшихся во имя служения богу от благ мирских, от семейных утех и от собственной воли.

Став епископом, он был вынужден жить в гуще мира. Он крестил, исповедовал, налагал эпитимии, утешал больных, напутствовал умирающих, хоронил мертвых, посвящал священников в сан, строил церкви и управлял доходами, выкупал пленников и основывал больницы, был третейским судьей и миротворцем, участвовал в решении вопросов внешней политики государства, которое раздирали варвары и восстания, переписывался с другими епископами, священниками, проповедниками, отшельниками и монастырскими монахами, произносил проповеди и писал трактаты, в которых громил язычников и громил христиан — тех, кто отступал от буквы евангелия — вернее, от его, Августина, понимания и толкования этой буквы.

Он громил манихейцев и нападал на Пелагия.

Он был подчас так неистов, что получил прозвище «молот еретиков» и века спустя почитался инквизиторами как образец истинно-христианской нетерпимости.

И еще Августин был, конечно, великолепным писателем.

Его литературное наследство — публицистическое и философское — огромно. Сохранилось четыреста подлинных его проповедей. Два фундаментальных труда — «Исповедь» и «О граде Божием» — и множество богословских полемических трактатов и посланий.

В «Исповеди» с поразительной откровенностью он рассказывал всю историю своей жизни, не скрывая ни грехов совершенных, ни искушений подавленных, ни мыслей, ни гнева, ни злобы, ни привязанностей, ни страстей:

«О любовь, которая всегда горишь и не погасаешь! Любовь, Боже мой, воспламени меня. Ты предписываешь воздержание; дай силы выполнить, что предписываешь, и предписывай, что хочешь».

Так писал Августин в «Исповеди».

Очень удачно сказал о нем современный философ Бэрроуз Данэм: «Конечно, Августин был человек, епископ, святой, но он представлял собой нечто большее, чем все это. Подобно Рабле, Шекспиру и Толстому, он был как бы одной из сил природы. Все, что может быть найдено в природе — ив особенности в человеческой натуре, — было свойственно и ему…»

Августин был, пожалуй, самым крупным своеобразным и широким философом христианства IV — V веков. Последующие много ниже его. Он аккумулировал богатства античной мысли. И в области тогдашнего естествознания он тоже был эрудитом — знал труды Плиния, Варрона и материалиста Лукреция. Из эрудиции языческого ритора Аврелия он перенес в августинианство идеи, которые церковь средневековая уже не могла переварить.

Да, Августин считал бога наивысшим существом — единственным из всех существ наделенным полной свободой воли. Нематериальным, непознаваемым абсолютом, совершенно независимым от природы и человека и противопоставленным им. Бог для него — единственный виновник появления всех вещей, всех существ, человека, всего мира. (И кроме того, он видел в боге личность, с которой можно беседовать!) Если бог «отнимет от вещей свою, так сказать, производительную силу, то их так же не будет, как не было прежде, чем они были созданы», — писал он.

Но бог создал этот мир не в завершенном виде, — считал Августин, — он заложил в него основу для его развития, для появления новых существ и предметов. Бог неизменен и непознаваем, но результаты его творения — все существа, растущие и развивающиеся в этом мире, — познаваемы. (Подчеркнем: в отличие от более поздних философов средневековья Августин ощущал бытие непрерывно движущимся!)

«Мир, подобно беременной матери, чреват причинами всего, чему предстоит народиться».

Развитие происходит из-за вложенных богом в животных и в растения «rationes seminales» — «зародышевых причин» — так рассуждал он и полагал их тоже постижимыми.

Познание он разделил на два рода: