Мендель

Угощались добрыми винами, особым монастырским пивом, печениями, фруктами, сигарами. Прогуливались, разбившись на группы, по аллеям. И почти всякий раз, оказавшись с прелатом tete-a-tete, то советник Янушка, то советник Климеш, то сам господин ландесгауптман граф Феттер фон дер Лилли говорили, как они ценят прелата, его характер, его прямоту, его деятельность. Право же, заслуги его отмечены не полностью. Право, он достоин ордена Леопольда — второго ордена после Золотого Руна. И говорят, сами Его Величество задали штатгальтеру вопрос, почему это прелат Мендель не введен еще в верхнюю палату рейхсрата — в палату господ. Дело за небольшим — за реляцией штатгальтера. Его превосходительство барон готов подписать ее в любую минуту, как только будет исчерпан этот досадный инцидент…

Но бывало, что в понедельник после приятной прогулки и проникновенной беседы господам советникам приносили с очередной почтой очередной протест Менделя — то адресованный штатгальтеру, то адресованный министерству культов и пересланный в штатгальтерство с предписанием разъяснить аббату, что он ведет бесцельную полемику против закона, вошедшего в полную силу действия. И в следующее воскресенье в тенистой аллее то Климеш, то Янушка, еле загоняя себя в любезность, объясняли прелату, как расстроены происходящим и штатгальтер и министр. И сами Его Величество, говорят, в расстройстве обронили, что придется добиваться отстранения прелата от должности. Хоть должность эта выборная и несменяемая, но, когда человек идет противу всей власти, надо подумать, не от умственного ли это перенапряжения, требующего лечения в специальной больнице.

Воскресенье за воскресеньем, недели и месяцы, и уже годы катились, как кегельные шары. Бургомистр фон Отт умер. Вице-директор банка Мендель стал директором, но взглядов не переменил, и гости из канцелярии стали появляться все реже и реже. Монастырские доходы были арестованы — их перечисляли прямо в Религиозный фонд. По этому поводу Мендель предупредил министерство, что конфискуемые суммы он приходует в монастырских книгах с указанием, что они даны государству в долг под обычную ставку в пять процентов годовых, и он ожидает возврата денег монастырю, с учетом процентов. Но изящества сего демарша не оценили даже собратья.

Настоятели всех монастырей, включая премонстранта Антона Хаубера из Нейриша, первым подбившего Менделя выступать против налога, давно столковались с канцелярией, подали декларации, по которым немалая часть имущества была признана необлагаемой, и платили в фонд ничтожные суммы, А в августинской общине из-за ареста доходов то и дело задерживалась выдача так и не увеличенных «компетенций».

Партию недовольных возглавил Ансельм Рамбоусек — старый, друг и конновиций [10]. С настоятелем он теперь только сухо здоровался при встрече.

Чины из штатгальтерства в саду появлялись все реже. Гофрат Янушка, правда, еще давал советы и даже помогал редактировать какие-то бумаги. У него были в этой истории еще и свои виды. Во всяком случае, обо всем, что было говорено с прелатом tete-a-tete, он докладывал на совещаниях в канцелярии — протоколы сохранились. Климеш вскоре не стал приходить совсем: он сорвался в разговоре с прелатом, сказал ему, что его у-бе-рут! В смирительную рубашку сунут, если он не сдастся.

После этого прелат купил двух здоровенных сенбернаров, которые — если поблизости не было прелата или садовника — никого не выпускали из монастырского сада. Псы разодрали как-то одному из братьев сутану. Аббат очень развеселился — какая надежная стража! — и заплатил за сутану вдвое, но атмосфера в общине еще более накалилась.

Месяцы шли за месяцами. По просьбе штатгальтера сам епископ попытался уговорить Менделя пойти на полюбовный компромисс. Безуспешно. Скандал продолжался.

Скандал называли по-разному. Одни — сочувственно «Война за Право». Другие — «Афера Менделя». В министерстве и штатгальтерстве о прелате Менделе говорили как о психе и кверулянте.

Братья-августинцы перешептывались, что епископ поручил патеру Августину Краткому следить за каждым шагом аббата и ежели что — немедленно доложить.

Но и в 1880-м, и в 1881-м, и в 1882-м он регулярно отправлял в штатгальтерство и министерство официальные протесты против принятого закона с длинными и подробными рассуждениями о том, почему закон не может быть признан правомерным и подлежит отмене. И каждый вечер заставлял Иозефа, своего слугу, тщательно проверять запоры и ставни, ибо знал, что он в равной мере неугоден и властям и сильным церкви своей, и помнил злые слова, сорвавшиеся с языка гофрата Климеша. Сенбернары были теперь всегда при нем, и все равно он нередко со страхом вглядывался в темноту за окнами своей монастырской квартиры.

А протесты его в канцеляриях уже не читали. Посылали только копию какого-либо предыдущего ответа, слегка изменив редакцию.

Делали вид, что его не существует. И все же он был бельмом на глазу, этот аббат Мендель, и не потому, что он был прав, а потому, что был неподкупен и непреклонен.