Мендель

Его энциклика «Quanta cura» и приложение к ней «Sillabus» — «Перечень главнейших заблуждений нашего времени» — произвели впечатление взрыва. Папа объявлял в них борьбу социализму и веротерпимости, гражданскому браку и светскому образованию, пантеизму, натурализму и абсолютному рационализму — нет возможности пересказывать все восемьдесят положений перечня.

Когда разразился скандал вокруг «Силлабуса» — этот перечень неведомо каким путем достался газетчикам, хотя и был документом, «не подлежащим оглашению», — то Ватикан стал твердить, что в «Перечне» и в энциклике «Quanta cura» идет речь о догматической (то есть «теоретической») нетерпимости к указанным заблуждениям и никакой практической нетерпимостью (то есть кострами для инакомыслящих) пока не пахнет. Но все это уже не изменило хода событий.

Один из видных мыслителей того времени, физиолог Поль Бэр, сказал, что папа Пий IX сыграл помимо своей воли вполне прогрессивную роль, ибо он наиболее наглядным образом доказал абсолютную невозможность для сколько-нибудь разумного существа пребывать в лоне католической церкви в качестве верующего ее сочлена и столь же полную непримиримость самой идеи человеческого прогресса с существованием римского папства.

Ответом на взрыв антикатолического движения, охватившего разные слои тогдашнего европейского общества, был созванный Пием IX Вселенский собор в Риме. 16 июля 1870 года собор утвердил «Схему Христовой церкви» («Shema di Ecclesia Christi»), где сызнова была провозглашена абсолютная верховная власть папы и еще догмат его непогрешимости:

«Когда он (папа) говорит ex cathedra, то пользуется той самой непогрешимостью, которую Божественный Искупитель даровал своей церкви при определении доктрин, касающихся веры и нравственности».

Но все эти безудержные попытки Пия IX закрутить до отказа гайки привели, как всегда, к обратному результату — к катастрофической утрате позиций, к утрате даже прежних верных союзников. И в католической Австро-Венгрии христианнейший Франц-Иосиф был принужден утвердить серию законов, разрешавших гражданский брак, лишивших церковь монополии в просвещении, и, наконец, уже упомянутый закон о Религиозном фонде.

Смысл последнего был прост: австрийская католическая церковь лишалась значительной части дотаций. Нуждавшиеся в них церковные учреждения должны были получать дотации из фонда в основном за счет, взносов других, богатых — за счет доходов монастырей. До того Религиозный фонд пополнялся за счет «добровольных» сборов не только с церковных учреждений, но и со светских обществ. Австрийская буржуазия решила приберечь деньги для собственных дел.

Управление фондом и взыскания в него были возложены на светские власти, и в марте 1875 года настоятель августинского монастыря святого Томаша в Брюнне прелат Грегор Мендель получил из канцелярии штатгальтера Моравии и Силезии предписание прислать декларацию о монастырском имуществе, подлежащем обложению налогом в Религиозный фонд.

Вот так и началась та история, принесшая аббату широкую мирскую славу.

Прелат Мендель — мы присутствовали при его крещении в Иоганны, в монашестве же он принял имя Грегор — был лицом, в городе хорошо известным. В чиновных кругах его считали «дисциплинированным подданным». В числе других сановников провинции аббат святого Томаша принимал участие в деятельности многих комитетов и комиссий ландтага, в правлениях земельного банка, научных и филантропических обществ.

Сам граф Тун, очередной наместник и будущий премьер-министр, представляя прелата к награждению орденом Франца-Иосифа, писал о нем в реляции:

«…призванный к выполнению избирательного права в Моравский ландтаг в составе избирателей от курии крупных помещиков [прелат Мендель был] единственным, кто всегда отдавал свой голос избирателя только кандидатам Конституционной партии…

Эта последовательная позиция свидетельствовала о чрезвычайно редкой степени мужества и твердости характера, тем в большей степени заслуживающей похвалы [что прелат Мендель] открыто противостоял всем остальным здешним сановникам своего сословия и вынужден был иметь дело с некоторыми неприятными последствиями, которые тяжко сказывались на исправлении им своей должности…

В интересах правительства, чтобы эти выдающиеся заслуги прелата Мендла [5] в деле защиты конституции в Моравии были отмечены во всеуслышание знаком Высочайшей Милости…

Обращая внимание Его Величества на этого верного Высочайшему Императорскому Двору и пользующегося глубоким уважением всей Конституционной партии [подданного], а также учитывая его плодотворную деятельность в прошлом на протяжении многих лет в качестве супплента и весьма заслуженного человека в Брюннской высшей реальной школе…

ходатайствую нижайше о Высочайшем Пожаловании рыцарским крестом ордена Франца-Иосифа» [6].