Менделеев

Менделеева на акте не было. По свидетельствам всех его биографов, он был в это время смертельно измучен своими неприятностями (к которым можно добавить твердый отказ Феозвы Никитичны дать ему развод) и вообще плохо собой владел. О случившемся он узнал от других, и к следующему дню, когда у него была лекция, Менделеев уже был доведен до последней крайности. Нападение на почетного гостя университета во время торжественного акта шло вразрез со всеми его нравственными установками и представлялось совершенно вопиющим злодеянием. Придя в аудиторию, он разразился бурным осуждением виновников события, в ходе которого, возможно, незаметно для себя, но очень заметно для студентов сделал крен в национальную сторону — имеется в виду конечно же национальность Когана-Бернштейна (Подбельский был сыном священника). В каком-то месте своей речи он вдруг без видимой логики рассказал присутствующим то ли байку, то ли действительный случай времен его учебы в институте: о том, как в театре у однофамильца смутьяна расстроился желудок, но он не мог уйти, поскольку жалел денег, истраченных на билет, и мучился до тех пор, пока соседи не собрали ему ровно такую же сумму. В завершение Менделеев произнес пословицу, которую, похоже, сам же сию минуту и сочинил: «Коганы нам не коханы».

Значительная часть аудитории тут же встретила речь профессора свистом. Студенты физико-математического факультета сочувствовали народовольцам не слабее, чем студенты остальных факультетов; кроме того, интеллигентные молодые люди меньше всего ожидали услышать такое из уст Менделеева. Другая часть слушателей восприняла сказанное с полным одобрением и пыталась заглушить этот несмолкаемый свист аплодисментами. Менделеев немедленно понял, что совершил непростительную ошибку. Будто бы очнувшись, он нашел в себе силы, кое-как успокоив бушующих студентов, обратиться к теме лекции. Но было уже поздно: злополучная речь была кем-то из студентов дословно записана и почти немедленно разошлась по городу. После этого ему на квартиру в течение нескольких дней поступала доселе совершенно невозможная корреспонденция: некие анонимы его ругательски ругали и называли «добровольцем Третьего отделения», а авторы, полностью указывающие свои имена-чины-титулы, сердечно благодарили за наставление их сыновей на путь истинный. Жизнь превратилась в невыносимую муку, и профессор решил с ней покончить. Он думал лишь о том, как это сделать.

Через неделю после злополучной лекции Менделеев подал ректору заявление с просьбой немедленно предоставить ему отпуск до каникул и дальше, на всё лето, либо уволить в отставку. Андрей Николаевич Бекетов, видя коллегу в таком тяжелейшем состоянии, приложил все усилия, чтобы удовлетворить его прошение наилучшим образом. С помощью Сабурова он добился высочайшего соизволения на заграничную командировку с научной целью. 19 февраля в газете «Новости» появилось большое сообщение: «Прощальная речь профессора Д. И. Менделеева». Корреспондент писал, что «любимый и уважаемый всеми» профессор объявил студентам о прекращении курса лекций и о своем желании побеседовать с ними последний раз. Менделеев начал с того, что «университет — это храм, в котором проповедуется цивилизация, у которой есть свои скрижали. На первой из них написан девиз «правда», на второй — «труд», на третьей — «прощение». Правду надо искать, не спускаясь сверху вниз, а, напротив, идя снизу вверх, в самых малых вещах, переходя постепенно к более крупным явлениям…». Он говорил о заблуждениях человеческих, которые происходят от желания «прямо добиться истины», и называл образцом таких заблуждений поведение тех, кто, не желая трудом добиваться знаний, думает, будто владеет истиной настолько, что может руководить человечеством. Мысль об умении прощать была довольно неумело вплетена в пассаж о том, что студенты не должны отдаваться политической жизни, что для учебы необходимо спокойствие… Возможно, автор статьи просто сбивчиво изложил материал — или же, наоборот, точно отразил растерянность известного профессора. Менделеев признался студентам, что устал и изнемог. В конце своей речи он попросил присутствующих не аплодировать ему, а… свистеть. Студенты были поражены известием о прекращении курса, содержанием и формой речи Дмитрия Ивановича. Все стояли с печальными лицами, некоторые плакали. Наконец, оцепенение спало и студенты послали к Менделееву четырех представителей с просьбой остаться. Ответ был тот же: «Я устал… Я изнемог».