Менделеев

Еще больше удовольствия ему доставляло чтение вслух. Для него Дмитрий Иванович перебрал сначала всех домашних, а потом почти всех сотрудников Палаты, среди которых особенно отличал известную нам Озаровскую, читавшую громко, внятно и с чувством: «Ольга Эрастовна так газету читает, что даже телеграммы слушать интересно». К тому же эта сотрудница лучше всех, по мнению управляющего, умела «впускать» ему капли в глаза. Литературу он подбирал сам, по своему давным-давно определившемуся вкусу. Ценил Шекспира, Шиллера, Гёте, очень любил Байрона, Пушкина и русских писателей до Пушкина. Современную же русскую прозу, ту, которую во всем мире до сих пор называют великой, Менделеев не любил: «Мученья, мученья-то сколько описано! Я не могу… Яне в состоянии». Во время болезни он чаще всего предпочитал слушать Дюма, Жюля Верна, приключенческие романы из жизни краснокожих или истории про благородного разбойника Рокамболя, причем сопереживал героям по-детски живо и непосредственно. Например, читает ему Ольга Эрастовна из Дюма что-то вроде: «В это мгновение рыцарь поднялся, взмахнул мечом, и шесть ландскнехтов лежали распростертые на полу таверны…»

— Ловко, — одобряет с детским восторгом Дмитрий Иванович. — Вот у нас, — плаксиво продолжает он, — убьют человека, и два тома мучений, а здесь на одной странице шестерых убьют и никого не жалко.

— Окно раскрылось, — читает дальше Озаровская, — и хорошенькая головка высунулась из него. В одно мгновение по веревочной лестнице рыцарь взобрался к самому окну. «О благородный рыцарь, — начала Сюзанна, — скажите, как благодарить мне вас? Поверьте, что моя госпожа не остановится ни перед чем, чтобы достойно вознаградить вас за оказанную услугу. Скажите, чего вы хотите, и ваше желание будет исполнено». — «Прелестная Сюзанна, — воскликнул рыцарь, — моя награда в ваших руках…»

— Поцелует, поцелует! Сейчас поцелует! — на высоких нотах кричит Дмитрий Иванович и бьет ногой в сапоге по кровати.

— «Один поцелуй ваших прелестных уст вознаградит меня за все опасности, которым я подвергался…»

— Ага! Ловко! Что я сказал? Поцеловал! Поцеловал! Молодец!.. Отлично! Ну, дальше…

Говоря о духовно близких Менделееву людях, которые на протяжении многих лет не только работали под его руководством, но и всячески ограждали ученого от неприятностей, оберегали от волнений, старались развлечь шахматами или чтением вслух, были рядом во время болезни и считали своим долгом донести до потомков память о своем учителе, нельзя не сказать о его ближайших помощниках и авторах первой документальной биографии — В. Е. Тищенко и М. Н. Младенцеве. Университетский ассистент Менделеева Вячеслав Евгеньевич Тищенко (1861–1941) не ушел вслед за своим профессором в Главную палату мер и весов, хотя дела его в ту пору шли неважно и перспектива сдать магистерский экзамен, не говоря уже о том, чтобы стать когда-нибудь профессором, казалась весьма туманной. Был момент, когда он вознамерился сменить поприще, но прозорливый Менделеев, вместо того чтобы взять к себе талантливого и преданного человека, сумел ободрить младшего коллегу и вернуть его на путь, более соответствующий его натуре. Впоследствии Тищенко стал известным профессором-органиком, деканом и проректором университета. В советское время он был избран академиком и удостоен Государственной премии (посмертно) за простой и оригинальный способ производства камфары из скипидара. О том, насколько Менделеев оказался прав в отношении его жизненного пути, свидетельствует письмо Тищенко В. И. Вернадскому, в котором он, в частности, пишет: «…я пришел к убеждению, что лучше той жизни, которую прожил, мне, по моему складу и дарованиям, нечего и желать». Его младший товарищ Михаил Николаевич Младенцев (1872–1941) вскоре после смерти Менделеева ушел из Палаты учительствовать, но в 1924 году вернулся в родные стены, чтобы организовать здесь музей, одно из отделений которого было посвящено русской метрологии, а второе — Менделееву.