Менделеев

Но, увы, идея, так увлекшая самого Менделеева, мало взволновала тогдашнюю читающую публику: книги Дмитрия Ивановича, доход с которых должен был пойти на постройку аэростата, лежали нераспроданными. А ученые, хотя и дружно соглашались с ним в том, что данные надо собирать, не торопились хлопотать об изыскании средств на аэростаты. Дмитрий Иванович понял, что время для обобщений в метеорологии еще не пришло. Оставив мысль о подъеме в верхние слои атмосферы, он решил заняться изучением движения воздуха близ земной поверхности; движения, которое нельзя описать, не зная законов сопротивления жидкости.

Четверть века спустя, комментирую одну из своих статей о температуре верхних слоев атмосферы, он писал: «Вопрос этот очень меня занимал. Он связан с моими работами над разреженными газами, и они направлялись к вопросу о природе светового эфира… Тогда-то я стал заниматься воздухоплаванием. Отсюда — сопротивлением среды. Все находится в генетической связи». Но работы по сопротивлению жидкостей Дмитрий Иванович смог начать лишь через пять с лишним лет, ибо в 1876 году другие темы, другие проблемы, другие события властно приковали к себе его внимание.

«ВИДНО, ЧТО ТОГДА Я, МНОГО ДУМАВ, НАПИСАЛ» (1876–1878)

«Лабрадор», пароход французской трансатлантической компании, отчалил от причала в Гавре 11 июня 1876 года в два часа утра. К удивлению Дмитрия Ивановича и его спутника В. Гемилиана, пассажиров, несмотря на сравнительно малую стоимость, оказалось немного — в первых классах всего 48 человек. И все это были люди, так или иначе связанные с Филадельфийской всемирной выставкой: экспоненты, комиссары, инженеры и другие специалисты, ехавшие в Америку для ознакомления со страной и ее промышленностью.

«Обычное плавание через океан 10 дней; нам пришлось употребить 11, потому что около Ньюфаундлендских мелей, которые всегда отличаются неровностями погоды, нас в течение нескольких дней провожал туман такой сильный, что на очень близком расстоянии ничего не было видно в море. Надо было бояться столкновения, и приходилось убавлять ход корабля. Обычный ход «Лабрадора» был 13 узлов… а было время, когда вследствие тумана убавляли ход почти наполовину. Особенно сильны и постоянны были туманы перед Ньюфаундлендскою мелью, в том месте океана, которое называется «чертовой пропастью»… Во все время от 14 до 20 июня мы были большую часть дня в тумане».

Дмитрий Иванович был в восторге: судно шло в Гольфстриме, морском течении, зарождающемся в Мексиканском заливе и вырывающемся затем в Атлантический океан. Законы жидкостей, паров, газов и растворов, изучением которых Дмитрий Иванович так много занимался в лабораториях, проявляются здесь в масштабах планеты. И Менделеев не уставал систематически измерять атмосферное давление, температуру воздуха и воды, соленость. Галантный капитан Санглие, следуя указанию администрации содействовать измерениям, производимым странным пассажиром, благодушно наблюдал за хлопотами Дмитрия Ивановича.

Многие спутники Дмитрия Ивановича не раз совершали плавание через океан. За время путешествия переговорили обо воем: об Алжире, об Индии, о Кубе, об Испании. Обсудили восточный вопрос. Много говорили о России, и Менделеев в своей книге о поездке в Америку с удивлением отмечал: «Чрезвычайно образованные люди не имеют никакого понятия о самых крупных чертах русской истории». Впрочем, во время своего заокеанского путешествия Дмитрию Ивановичу довелось, быть может, впервые столкнуться с весьма необычным типом «чрезвычайно образованного человека».

Им оказался некий господин Пьеррис, доктор из Калифорнии, опубликовавший в Париже сочинение о вреде табака. Румяный, веселый доктор доказывал, что Екатерина Медичи, нюхая табак, дошла до мысли о необходимости кровавой расправы с гугенотами. Что употребление табака ослабляет умственную деятельность, уменьшает способность к деторождению и увеличивает стремление к потреблению крепких напитков. Учитывая все это вместе взятое, доктор приходил к выводу: табак — это месть индейцев европейцам. Убедившись, что европейцев нельзя одолеть в открытом бою, индейцы-де решили извести их с помощью того самого зелья, которым они отравляли свои стрелы…

Тут Дмитрий Иванович понял, что Пьеррис не отличает никотина от яда кураре, и перестал воспринимать доктора всерьез. А когда тот, увлекшись, углядел некий символ в том, что в Америке в табачных лавках вместо вывески ставится деревянная фигура индейца, протягивающего руку с сигарой, Менделеев благодушно заметил, что рядом с ней следовало бы ставить фигуру европейца, протягивающего индейцу взамен табака бутылку виски. Это не помешало, однако, Пьеррису прочитать лекцию о вреде табака.