Читаем Менеджмент по-спартански. Железная воля полностью

Менеджмент по-спартански. Железная воля

Увидев в Академии Ксенократа[23], уже пожилого человека, обсуждавшего философские вопросы со своими знакомыми, Евдамид, сын Архидама и брат Агида, поинтересовался, кто этот старец. Ему сказали, что это один из тех мудрецов, что заняты поиском добродетели. «Когда же, — спросил Евдамид, — он воспользуется ею, если теперь он ее только ищет».

* * *

Услыхав однажды, как один философ доказывал, что только мудрец может быть хорошим полководцем, Евдамид сказал: «Речь прекрасная, но верить оратору не следует: никогда не слышал он сигнала боевой трубы».

* * *

Однажды Евдамид вошел в тот момент, когда обосновавший свой тезис Ксенократ отдыхал. Один из его спутников сказал: «Стоило нам войти, как он замолчал». «И хорошо сделал, — заметил Евдамид, — если все, что было нужно, уже сказано». «А все-таки хотелось бы послушать его», — сказал тот. «Конечно, — согласился Евдамид. — Но, если бы мы пришли к человеку, только что отобедавшему, разве стали бы мы просить его пообедать второй раз?»

* * *

Как-то у Евдамида спросили, почему в то время, когда все граждане говорят, что они за объявление войны Македонии, сам он предпочитает сохранять мир. «А потому, — ответил Евдамид, — что мне нет надобности изобличать этих болтунов, доказав, что их слова ничего не стоят».

* * *

Другой человек, высказываясь за объявление войны македонянам, привел в пример успехи эллинов в борьбе с персами. Евдамид сказал на это: «Ты, кажется, не понимаешь, что твои слова звучат так же, как если бы, одолев тысячу овец, ты предложил мне вступить в бой с пятьюдесятью волками».

* * *

Евдамида спросили, как он оценивает музыканта, имевшего очень большой успех. «Великий мастер, — отвечал он, — но в мелком деле».

Лаконская бронзовая статуэтка воина из Олимпии

* * *

Когда кто-то при нем расхваливал Афины, он сказал: «Ну как, по совести, можно восхвалять этот город, который ни один благородный человек не любит».

* * *

Когда какой-то аргосец бранил спартанцев за то, что, выезжая в чужие края и освобождаясь от влияния отеческих законов, они сразу становятся хуже, Евдамид сказал: «Зато вы, аргосцы, посещая Спарту, становитесь не хуже, а лучше».

* * *

Когда Александр приказал объявить в Олимпии, что все изгнанники, кроме фиванцев, могут вернуться в свои государства, Евдамид сказал: «Этот приказ, фиванцы, звучит для вас хоть и тягостно, но лестно. Выходит, что вас одних и боится Александр».

* * *

Когда Евдамида спросили, для чего спартанцы приносят перед опасными походами жертву Музам, он ответил: «Для того, чтобы рассказ о нас был достоин наших подвигов».

Астикратид (конец IV в. до н. э.)

После поражения при Мегалополе во время войны, которую царь Агис вел против Антипатра, кто-то сказал Астикратиду: «Ну, что вы теперь будете делать, лакедемоняне? Станете рабами македонян?» На что тот ответил: «А что? Разве Антипатр может помешать нам умереть в сражении за Спарту?»

Арей[24]

Какие-то люди расхвалили при Арее чужих жен. «Клянусь богами, — воскликнул Арей, — судить о благородных женщинах и знать, какие они на самом деле, не может первый встречный. Они должны быть тайной для всех, за исключением супругов».

* * *

Однажды, когда Арей проезжал через Селинунт на Сицилии, он увидел вырезанное на памятнике стихотворение, написанное элегическим размером:

Те, кто пожар тирании тушить попытались, лежат здесь.У Селинунтских ворот медный настиг их Арес.

«И справедливо сделал, — сказал царь. — Вы заслужили смерть, замышляя потушить пожар тирании, которой надо было дать догореть дотла».

Деркилид, один из спартанских послов, отправленный для переговоров в 272 г. до н. э. к эпирскому царю Пирру

Армия Пирра стояла уже недалеко от Спарты, и Деркилида отправили к нему послом. Пирр потребовал, чтобы спартанцы приняли назад изгнанного царя Клеонима, если не хотят убедиться, что в военном отношении они не превосходят других и что их ожидает судьба покоренных народов. Деркилид перебил его, воскликнув: «Если Пирр — бог, то мы не боимся его, ибо ни в чем не прегрешили. Если же он — человек, мы тоже не боимся, ибо не признаем его превосходства».