Читаем Меня больше нет полностью

Меня больше нет

Конечно, она бросила трубку. А я схватился за голову. Что мне делать? Почему именно сейчас? Всё и сразу? На душе ещё кошки скребли из-за появления Марата, а тут Васька в больнице, я почти отчислен… Телефон звонит снова. Нет, ну по закону вселенского равновесия плохого быть не может. Я ошибался. Ой, как ошибался.

- Это Артемьев Артём?

Блять… С трудом сдерживаюсь, чтобы не брякнуть «нет».

- Да, это я.

Мужской, выдержанный голос.

- Вас беспокоят из пятнадцатой больницы.

Внутри что-то сжимается. Первая мысль о Димке. Но речь не о друге…

- Это лечащий врач вашего отца. Он уже третий раз попадает к нам, а вы ни разу не пришли к нему. Я понимаю, что вы звезда и крайне заняты, но ему будет очень приятно. Насколько я могу судить, он в сильнейшей депрессии.

Я ошарашен. Телефон выпадает из рук, и я несколько удивлённо нагибаюсь и его поднимаю. Папа в больнице… Третий раз… В депрессии… Почему-то сразу вспоминается мама. Красивая, улыбающаяся, а потом она же в гробу. Её кожа белая, как и снег вокруг. Мне холодно, слёзы замерзают на щеках, но я продолжаю плакать.

Дома отец сразу выкидывает все её вещи. Мне удалось лишь схватить маленькую брошку, наверное, стеклянную. Это был красивый цветок. Лилия вроде… Папа никогда не был ласков. Никогда не дарил маме цветы, никаких подарков даже на день рождения. Только эту брошь, когда мама родила ему сына.

Прихожу в себя от тревожных интонаций в голосе врача:

- Вы в порядке?

- Да. Я приеду. Скажите куда.

Мне диктуют адрес. Я благодарю и сажусь в кресло, перевести дух. Именно сейчас, именно в одну минуту. Я должен быть в трёх местах сразу. Вторая поликлиника, где Васька, находится далеко. Я не успею за ним и в институт. Никак. К папе можно позже, главное успеть до шести, пока часы приёма не кончились.

Нужна помощь. Ян мог бы забрать Ваську, а я пока смотался бы в деканат… Да что же это за день, а? Чёрт возьми, нужно торопиться. Димка, наверное, рыдает всё ещё. Надеюсь, он в порядке.

Сглатываю и иду к Яну. Он всё ещё треплется с Маратом. Оба недовольны, когда их прерывают.

- Что, зверушка, так и не научен хорошим манерам? – он говорит это по-английски, не знаю почему. Но, наверное, не для того чтобы пощадить мои чувства.

Щёки краснеют, так и подмывает ответить на унижение, но я ровно обращаюсь к Яну:

- Можно тебя на минутку?

Он раздражённо вздыхает. Словно это и не его губы оставляли на моём теле влажные следы, словно и не его руки с силой прижимали меня к себе, словно и не было той страсти между нами. Как за пару часов мы стали такими чужими?

- Это важно, - я молю. Пожалуйста.

Кивает, мы отходим к стене.

- Ян, мне нужна помощь. Васька в травмпункте, а меня вызывают в деканат.

- Я здесь при чём?

Прекрасно он вжился в роль. Я повторяю:

- Мне нужна помощь. Ты бы съездил за Васькой, а я в деканат?

- Тём, прости, но у меня ещё интервью, потом у Марата конференция, на которой я должен присутствовать. Езжай в институт, твой Васька подождёт. Прости.

И он уходит, оставляя меня наедине со своими проблемами. Хочется заорать от досады и злости, но я лишь посылаю Марату, пристально следящему за нами, воздушный поцелуй. Он морщится. Если нельзя сделать всё и сразу – ничего.

Я спускаюсь прямо в одежде для съёмок вниз, ловлю попутку, и через час я в поликлинике. Бегу как сумасшедший по коридору, пока меня не окликает тоненький голосок. Васька с пластырем на носу, подбитым глазом и гипсом на руке.

- Только не говори, что упал, - голова ясная, как никогда.

- Нет.

- Это он, да?

Меня охватывает такая ярость, словно в меня вселился сам дьявол. Этот урод не смеет причинять боль моему другу! Если бы он был сейчас передо мной, я бы убил его.

- Тём! – он обнимает меня здоровой рукой. – Он не виноват, он только стукнул меня, это я сам упал…

Васька… Я прижимаю друга к себе, закрываю глаза. Васенька… Такое наивное существо. И нос сам собой сломался. Конечно. Но я ничего не говорю по этому поводу.

- Вася, ты родителям говорил?

Он прячет глаза. Так я и думал.

- Позвоним твоей маме, что-нибудь соврём, поживёшь у меня… А рука… Ну, на физкультуре сломал. Говорить не хотел, чтобы не беспокоились.

Друг обрадованно кивает. Я тяну его к частнику, который всё ещё ждёт меня у ворот больницы. Усаживаю Ваську на заднее сиденье и сажусь рядом:

- Ты не против, мы не сразу домой?

- Нет, конечно, - он пытается улыбнуться, но тут же морщится.

Сейчас мы поедем к отцу. Пока ещё можно.

***

Я его не узнаю. Похудел, осунулся, давно не брился.

- Папа… - шепчу я и ощущение такое, что внутри взорвались тысячи бомб. Больно, грустно, обидно.

Кидаюсь к нему и прячу лицо в его руках.

- Тёма… - он не верит. – Тёмка!