Меня ему обещали

С судорожным выдохом я вставила один конец разогнутой шпильки в замочную скважину. Совершив несколько аккуратных махинаций, вскоре услышала щелчком и едва сдержала ликующий смех. Дверь поддалась, когда я потянула ее на себя, взявшись за ручку. Убрав шпильку, я в последний раз огляделась по сторонам и прошмыгнула в кабинет.

Я убеждала себя, будто не совершала преступление прямо в эту минуту.

Я всего лишь поищу информацию о своей семье.

Это не противозаконно.

Я имела право знать больше о самой себе, о своем происхождении. Мне важно было понять, почему родители отказались от меня, почему они погибли.

Леон проболтался, что мой отец не претендовал на звание святого. Но Власов так и не отпустил пару-тройку подробностей.

Каким образом у моего биологического отца появились враги? Какую угрозу эти люди, кем бы они ни были, представляли для меня?

Нащупав на стене включатель, поморщилась от озарившего помещения холодного света. Лихорадочно прошлась взглядом по обстановке в комнате и прикусила щеку изнутри, когда посмотрела на большой письменный стол, на котором совсем недавно происходили головокружительные вещи.

У Дамира — комплекс рыцаря-защитника. Моя жизнь была важна для него, и это, бесспорно, грело душу. Возможно, даже сильнее, чем мне хотелось. Однако Самсонов перегибал палку. Он ошибался, если рассчитывал на мою бесконечную благодарность за то, что держал в неведении и контролировал каждый мой вдох.

Я злилась на него, потому что он всячески увиливал от сути. Но сейчас, прокрадываясь вглубь его кабинета, с каждым робким шагом приближаясь к ответам, во мне крепчал страх.

Я боялась того, что могла узнать.

На секунду остановилась, подумав о том, чтобы развернуться и зашагать прочь.

Мне было страшно признаться самой себе, что неведение дарило уют.

Как-то слышала, будто глупцы смотрят на мир через розовые очки. Иначе говоря: меньше знаешь, крепче спишь.

Я кусала губу от внутренней борьбы жажды открытый и стремления зарыться головой в песок.

Нет.

Не отступлю.

Уже поздно поворачивать обратно.

Первым делом я попытала удачу с компьютером Дамира.

Провела кончиками пальцев по плоской клавиатуре, затем нажала на кнопку включения макбука. Загрузка системы заняла считанные секунды. Я опустилась в кожаное кресло и проглотила ругательство, когда на экране высветилось поле для введения пароля.

Конечно, стоило полагать, что забраться в компьютер Самсонова будет делом не из легких. Я знала парня недостаточно хорошо (вернее, ничего о нем не знала, кроме базовых вещей: его имени, фамилии и того, что он фиктивно женат на стерве), чтобы методом угадывания рассекретить пароль. Комбинация букв и цифр могла быть абсолютно непредсказуемой!

Периодически опасливо поглядывая на дверь, я принялась открывать тумбы рабочего стола. Осторожно перебирая документы, искала что-нибудь, что имело отношение к Асаевым.

Внутри стола не оказалось ничего полезного.

Я встала с кресла и подошла к стеллажам, занимавшим почти всю восточную стену. Полки нескольких узких шкафов были заставлены бизнес-литературой, статуэтками и редкими фотографиями Дамира в обществе мужчин в деловых костюмах.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Лишь два изображения отличались от остальных.

На одном Дамир обнимал за плечи мужчину в возрасте, на которого был очень похож. Они широко улыбались в камеру на фоне зеленого поле для гольфа, безоблачного голубого неба и яркого солнца.

На втором изображении моим вниманием завладела молодая пара. Русоволосый красивый мужчина с точеной челюстью и миниатюрная курносая шатенка, приютившаяся рядышком со своим мужем — на их безымянных пальцах виднелись обручальные кольца. На момент, когда было сделано фото, супруги стояли под плакучей ивой на берегу небольшого водоема. От снимка веяло умиротворением и счастьем.

Я бессознательно потянулась рукой, чтобы взять фотографию в рамке с полки. Громко сглотнула, вынимая плотный лист из-под стекла.

Взяв изображение, перевернула его белой стороной и увидела надпись:

«Савелий и Марта Асаевы. Июнь, 2001 год.

Третья годовщина свадьбы».

Я перестала ощущать ход времени, сосредоточившись на улыбающихся лицах.

Мои родители... Сияющие молодостью и красотой.

На протяжении нескольких минут, — а может и дольше, — я изучала снимок и пыталась объяснить чувства, которые побуждали во мне изображенные люди. Но звенящая пустота эхом проносилась по закоулкам разума. Сердце билось с неколебимой ровностью. Дыхание не сместилось ни на мгновение.

Я ничего не чувствовала, глядя на незнакомцев.

Вероятно, что-то все же промелькнуло в сознании, отчего я плотнее сжала губы.

Злость.

Эти люди бросили меня, навязали другую жизнь.

Из-за фамилии, которую они у меня отняли, мое мирное существование без них обернулось хаосом.

Я сделала глубокий вдох, убрала фотографию обратно под стекло и поставила на полку.

Эти улыбки меня совсем не тронули.

Ни капельки.

Я развернулась к выходу с бесконечным холодом в сердце, но мое дыхание внезапно оборвалось. 

В дверях, скрестив руки, стоял Дамир.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ