Меня не проведешь

Подумав, с кого мне начать, я выбрала сестру. Конечно, последнее время Полянов доставил ей много неприятных минут, но скорее всего она его любила. А если она его любила, значит, все-таки следила за его жизнью издалека. Иногда же именно такой взгляд издалека способен заметить больше, чем при ближайшем рассмотрении.

* * *

Маша Полянова жила в отдалении от центра Тарасова, в симпатичном четырехэтажном доме. Мне она нисколько не удивилась, мое объяснение, что я частный детектив, нанятый Чернецовым, восприняла вполне нормально, пригласив меня войти.

Маша относилась к числу почти вымерших отечественных хиппи. Поэтому ее квартира была свободна от условностей чрезмерно устроенного быта, изредка она вздрагивала и, прерывая беседу, мчалась выливать воду, скопившуюся в кастрюле, стоявшей под протекающей раковиной.

В доме было приятно и уютно, невзирая на расстроенную систему водопровода. Кроме того, Маша являлась счастливой обладательницей огромной сенбернарши, двух очаровательных кошек и двух маленьких попугайчиков.

Из-за этих животных в ее квартире (причем животные вели себя спокойно, дружелюбно и им явно было здесь хорошо) преобладали «Чаппи», «Вискасы» и «Триллы».

На это звериное благополучие Маша зарабатывала нестандартным образом — вечером пела в церковном хоре, а днем записывала на радио рекламные ролики. Голос у нее, в отличие от Елениного, резкого и пронзительного, был нежным, мягким, с обертонами.

Вообще они с Еленой отличались друг от друга на все сто процентов.

Когда мы познакомились и все условности были соблюдены, Маша пригласила меня на кухню, где, наслаждаясь уютом, мы пили уже третью чашку кофе и говорили, говорили… Причем говорили мы не по делу. Просто общаться с ней было очень здорово. Она отличалась мягкостью и иронией, не любила все то, что не нравилось мне, и была вполне спокойным и жизнерадостным человеком.

Наконец, когда мы вспомнили, что все-таки наша встреча носит деловой характер, мы прервались, и я спросила ее о Михаиле.

Она как-то сразу запнулась и посмотрела в окно. Я уловила в ее глазах старую боль, готовую перейти в слезы. Впрочем, она сдержалась. Маша явно не относилась к тем, кто любит поплакать на людях.

— Честно говоря, — тихо произнесла она, — я бы вообще о нем не говорила. Это, Таня, слишком неприятно и больно… — Она вздохнула. Потом, помолчав, взяла себя в руки и продолжила: — Если бы они тогда с Алиной не поругались, все было бы в норме. Алина была его женщиной.

— А Елена? — рискнула спросить я, воспользовавшись ее задумчивой паузой.

Она пожала плечами, вложив в этот жест всю глубину своего неприятия и самой Елены, и образа жизни ей подобных.

— Наверно, я не смогу сказать о ней ничего хорошего, — сказала она, — а говорить плохое о людях я не люблю. Плохие люди — мертвые, а о мертвых — либо хорошее, либо ничего…

Я поняла, что она не будет говорить об этом, поэтому перевела разговор на Михаила, спросив, известно ли ей что-нибудь о том, чем он занимался в последнее время.

— Ничем хорошим, — ответила она, — хотя в последнее время он занимался Алиной и стал немного поспокойнее. А вот перед этим…

Она задумчиво посмотрела вдаль и продолжила:

— Что-то мне говорил Витька… Ну, его друг. Он беспокоился, что Миха вляпался в какое-то грязное дело. Да и сам Миха все время был дерганый. Как будто за его спиной кто-то стоял и подглядывал. Как у Элиота: «А я с какой стороны…» Миха явно находился с другой стороны самого себя, понимаете? Он терял свое лицо и свою душу. А Алина помогла ему обрести себя. Он успокоился… Не-на-дол-го…

В ее глазах все-таки заблестели тщательно сдерживаемые слезы. Она смахнула их, сердито улыбнулась: «Все равно не дождетесь. Я не заплачу. Даже если станет совсем невыносимо больно».

— Понимаете, — продолжала она с трудом, — Миха просто потерялся, потому что его повели в мир, который был не его. А там как в дремучем лесу… Он попытался приспособиться к условиям и законам этого леса, да не выходит из этого ничего хорошего. Если ты, конечно, не ницшеанец, привыкший смотреть на этот лес свысока. Или не пофигист. Слишком в Михе было много от Бога, чтобы понравиться дьяволу.

Она вздохнула. В это время в дверь начали трезвонить. Грусть на ее лице быстро сменилась радостной улыбкой, и, бросившись к двери, она сказала:

— Сейчас познакомитесь с моим сокровищем.

На пороге возникло очаровательное существо лет двенадцати, со вздернутым носом и светлыми длинными волосами. Распахнутые голубые глаза уставились на меня с недоумением, откуда, мол, я здесь появилась, но очень скоро я уже знала, что зовут ее Алисой, что ей страшно некогда, поэтому она вполне удовлетворится бутербродом, потом видение исчезло так же внезапно, как появилось.

— Племянница, — гордо изрекла Маша, провожая ее взглядом.

— А как же…

— Да она меня с младенчества зовет просто «Ма», это от «Маши». К тому же она и не очень нужна своей матери. Но мы не в обиде. Нам вдвоем очень даже неплохо. — И она счастливо улыбнулась.

Так счастливо, что я поняла: им действительно хорошо живется вдвоем.

* * *