Меня не проведешь

«По-моему, — подумала я, — это можно было бы выгодно продать какому-нибудь режиссеру для великолепной любовной сцены». Хотя тот, кто это увидит, вряд ли будет в восторге от такой потрясающе эффектной сцены. Мне стало немного грустно. Во-первых, я себе не нравилась в роли шпионки за страстями. Во-вторых, они были так увлечены друг другом, что мне стало немножко завидно.

Они прошли совсем близко, настолько, что я услышала, как он сказал ей:

— Надеюсь, что у тебя все будет в порядке.

— Да, — вздохнула она, — только нам надо срочно найти какую-нибудь женщину по имени Леля. А где ее взять — ума не приложу.

Он рассмеялся.

Его ответ я не услышала — они уходили. Их фигуры таяли в темноте. Я немного подождала и проследовала за ними. Улицы были уже пусты. Пройдя мимо музея и университетского корпуса, они вышли к остановке. Здесь мы остановились.

Троллейбуса не было. Они начали волноваться, и он стал убеждать ее в чем-то горячо, но она только отрицательно качала головой. Узнать, о чем они спорят, я не могла — для этого мне пришлось бы подойти ближе и, значит, рисковать быть замеченной. Поэтому я предпочитала вести съемки издалека. Хватит и этого.

Чтобы не заскучать окончательно в ожидании троллейбуса, несущего мне освобождение, я начала рассматривать окрестности. На улицах воцарилась тишина. Людей почти не было. Загадочно и таинственно мерцали фонари.

И тогда я увидела эту машину, я сначала не обратила на нее внимания. Машина как машина. «Ауди» темного цвета, то ли синего, то ли черного, — в ночи, как известно, все кошки серы. Она стояла в переулке, потушив фары, и чего-то или кого-то ждала. Теперь мне кажется, что она явно была в засаде, ожидая момента, когда можно будет напасть. Но тогда мне показалось, что водитель просто кого-то ожидает. В ней не было ничего зловещего. Потому что, если в воздухе и носилась тревога, я настолько расслабилась под действием прохладного августовского вечера, что позволила себе недопустимую оплошность не обратить на это никакого внимания.

Троллейбус подошел, они попрощались, и, когда троллейбус проглотил ее тонкую фигуру, он пошел в сторону дома. Я выключила камеру (и это было моим вторым крутым проколом, за который я потом буду клясть себя со страшной силой! Если бы я этого не сделала, все было бы не так…), подумала, что вся моя работа сделана — собранный материал обеспечивал полное неспокойствие семьи Чернецовых, — и, заглушив голос совести, объяснив себе и ей, что это моя работа, собралась домой, чтобы позвонить господину Чернецову и передать ему на следующий день все собранные улики о преступной деятельности его супруги.

В это время машина, мирно стоящая до этого момента на месте, вдруг резко взвизгнула и рванула вперед на бешеной скорости.

* * *

Я даже не успела заметить, как это произошло. В воздухе вдруг нарушился покой — знаете, как это бывает, вы испытываете страх, как будто аура всеобщих кошмаров заполняет пространство. Друг Алины лежал на дороге, как тряпичная кукла, раскинув руки, в совершенно идиотской, неестественной позе, словно этой самой кукле рассерженная хозяйка вывернула ноги и руки и бросила из окна.

Наверно, удар был слишком сильный, потому что, когда я подбежала, он уже не подавал признаков жизни. Его глаза остекленели, уставясь в ночное небо с обидой, будто спрашивая: «Как же этакое могло произойти со мной?» Помочь я ему уже ничем не могла. Я сама находилась в шоке, честно говоря — на моих глазах погиб человек, — но отчего-то внезапность этой нелепой смерти выбила меня из уравновешенного состояния. Не помню, как я добрела до таксофона, вызвала милицию и уже не нужную «Скорую», привалилась к стене и закрыла глаза.

Мы были на пустынной улице одни. Он даже не успел крикнуть, и если кто и заметил неладное, то не показал виду. Во-первых, на этой улице почти не было жилых домов, так что некому было даже из окон посмотреть. Я же в данной ситуации не могла помочь никому. Даже самой себе. Если бы у меня хватило мозгов не выключать мою камеру.

* * *

Алина вошла в квартиру тихо. Впрочем, Андрей не спал. Он сидел в кресле одетый, и у Алины создалось впечатление, что он сам только что вернулся.

Она подошла к нему и, посмотрев в глаза, тихо сказала:

— Извини, — и чмокнула его в щеку.

Он, поморщившись, кивнул.

— Ну, — спросил он, нарушив затянувшуюся паузу, — как дела у твоей подруги?

— Как всегда, — пожала она плечами, — неудачи на личном фронте с огромными душевными потерями…

«Господи, как я устала врать…» — подумала Алина.

«Господи, как я устал от ее вранья», — подумал Андрей.

Оба сделали, однако, вид, что все нормально. Улыбнулись друг другу, и она спросила, не нальет ли он ей чашечку кофе. Он налил, посетовав, что она пьет его слишком много и уж тем паче нельзя пить его на ночь.

— А ты куда-нибудь выходил? — рискнула поинтересоваться она и, заметив, что он напрягся, пояснила: — Просто ты одет как на выход…

— Да так, побродил немного, — признался он.

Она сделала вид, что поверила ему. Хотя в душе шевельнулось что-то неприятное.