Меня не видно изнутри

– Я слышала, – смущение превратило ответ почти в шёпот, но имя я запомнила.

Тогда я ещё не представляла, сколько раз произнесу его, и сколь часто буду видеть эту ободряющую всепрощающую улыбку.

Я потянулась за своим набором и вдруг обнаружила, что аспирант куда-то испарился. На его место встала рыжая безразличная ко всему старшекурсница. Марго высунулась из-за моего плеча:

– А этот… музыковед где?

Только спустя пару месяцев мы узнали от второкурсниц, что тот аспирант втрескался в Марго, и чтобы поглядеть на неё подольше, притворялся, что не может найти её документы. В итоге он так и не решился заговорить с ней.

Пока я боролась с ностальгией, моя лучшая подруга порхала от одного родного лица к другому с восторженным приветственным чмоканьем. Прерываясь на визгливое: «Привет! А-а-а! Привет-привет!», она задушила в объятиях рослого красавца – тот без усилий подхватил её за талию и покружил в воздухе. Потом чмокнула в щёку седого старичка, сидящего в массивном кресле возле обеденного стола, и утопила в потоке болтовни старшую сестру. Спокойная брюнетка, заметив мой взгляд, одарила меня ироничной улыбкой Моны Лизы.

Тут же мимо промелькнула чья-то златовласая макушка. Хихикающая девчушка – точная копия коллекционной фарфоровой куколки, с тоненьким писком погналась за кем-то по столовой. Её целью был худой мальчишка в подобии лётного комбинезона. На макушке его даже пестрели специальные защитные очки с апельсиновыми стёклами. Поравнявшись со мной, прыгая на одной ноге, чтобы развернуться в другую сторону, паренёк протараторил невнятное приветствие. На ангельском личике заиграла шкодливая улыбка дьяволёнка, из-под длинных ресниц с озорством сверкнули огромные синие глаза.

– Привет, Натан, – угадала я.

Он был единственным из Равелов, кого я знала по имени задолго до визита в Атермонт. Младший брат Марго, которому весной исполнилось двенадцать, пока ещё не вошёл в подростковый возраст, чтобы трансформировать искреннее детское любопытство в «я и так всё знаю, отстаньте от меня». Он беспрестанно терроризировал обитателей дома безумными идеями и экспериментами. Пока что они не вышли за рамки баловства, но порой причиняли беспокойство: не по поводу целости и сохранности особняка Равелов, а, главным образом, за жизнь самого Натана.

Вкупе это складывалось в картину-катастрофу, включающую в себя, по рассказам Марго: попытку подарить дяде Альберту волосы при помощи клея-момента и крысы; масштабный новогодний фейерверк в ванной; а также великую любовь к полётам – когда маленький изобретатель сиганул из окна третьего этажа с самодельным дельтапланом. Попытка эта едва не стоила брату Марго жизни. Ситуацию спасла старая яблоня, в которую тот врезался, пикируя вниз, и в итоге отделался лишь боязнью высоты и ненавистью к домашним арестам.

Не знаю, как с таким подходом к развлечениям Натан всё ещё не ходил с каторжной гирей на ноге, но Марго не раз рассказывала, что дядя Альберт настаивал отправить Натана – и не только его, в закрытый пансионат. Идея не имела должной поддержки. Айзек и Лидия, как люди справедливые и либеральные, прекрасно понимали, что запреты лишь подстегнут интерес сына к опасным опытам. Жизненные поиски Натана можно было только регулировать – явно не ограничивать.

Тем временем ультразвук детских голосов продолжал испытывать терпение присутствующих. Облюбовав траекторию вокруг стола, брат и сестра по очереди донимали друг друга щекоткой. Айзек мягко привлёк их внимание, подав голос:

– Натан. Лили.

Лили пожаловалась на брата, но тычки не прекратила.

– Не имеет значения, кто первый начал, – спокойно и сдержано ответил ей мистер Равел. – Натан, пожалуйста, садись за стол.

– Да, сейчас…

Они описали ещё один круг. Миссис Равел, не произнося ни звука, повернулась к Натану. Натан пулей отскочил от сестры и прилип к своему стулу, для полной картины криво засунув обеденную салфетку за ворот.

Я едва не зааплодировала авторитету матери Марго. Вряд ли она успела оценить мою реакцию, так как в эту секунду с прозаичным видом подхватила опрокинутый Натаном пустой стакан. Айзек благодарно поцеловал её в плечо.

Обладая неоспоримой мужественностью во всём прочем, мистер Равел совершенно не умел отчитывать своих детей. Трепет, который он внушал незнакомым людям, в том числе и мне при первом знакомстве, в стенах особняка сменялся душевной мягкостью. Он искренне не любил семейные конфликты, потому, даже бурно выражая недовольство, тут же сменял гнев на милость. Дети этим, разумеется, пользовались. Лили, только что жаловавшаяся на брата, страдала недолго, и уже мастерила катапульту против Натана из вилки и скомканной салфетки.

Я всё ещё стояла возле стола в замешательстве. Дедушка Марго, видимо, всё это время, внимательно меня изучавший, красноречиво глянул на Марго. Она послушно кивнула и мигом подскочила ближе, прямо как консультант магазина бытовой техники. Похихикав над тем, как я вежливо топчусь на месте, она приобняла меня одной рукой – совсем как мама обнимала её.