Хэмиш улыбнулся медленной улыбкой, вглядываясь в ее лицо, и радость колыхнулась у нее в душе.
– Ладно, – сказал он. – Повешу их на место.
Немного погодя миссис Би поднялась в спальню, чтобы помочь девушке раздеться для короткого отдыха перед ужином. Улегшись, Бренда наблюдала, как пожилая женщина развешивает ее вещи в шкафу и раскладывает по ящикам комода.
– Пастор говорит, вы хотите доказать своему врачу, что он ошибается, – сказала экономка, вешая блузу. – Мне искренне хочется, чтобы вы оказались правы. Когда я вспоминаю о том, как вы раньше носились по всему свету, и обо всех ваших великолепных любовниках…
– Они не были любовниками, – поспешно перебила ее Бренда, – и вообще на самом деле все было совсем не так, как выглядело со стороны.
Миссис Би застыла на месте, уставившись на нее.
– Я знаю, что люди думали обо мне, – продолжала Бренда, – но они заблуждались. У меня не было интимных отношений ни с кем. Я же знаю мужчин, им нельзя доверять. Заслужить их любовь слишком трудно. А мне и одной всегда было неплохо.
В ответ экономка только ласково потрепала ее по руке, качая головой. В ее глазах светилось сочувствие. Но, видимо, она не понимала, почему девушка не могла позволить себе близких отношений с мужчиной.
Миссис Би ушла.
Бренда ничуть не жалела, что доверилась ей. Удобно лежа на массивной старинной кровати, она рассматривала знакомые фотографии на противоположной стене. И как это Хэмиш догадался, что они принесут ей чувство покоя и уюта…
Хэмиш. Ей до сих пор не верилось, что он священник. Уже при первом его посещении она отметила, что в нем нет никакой чопорности или зажатости. Он излучал спокойную уверенность, даже безмятежность, которая иногда ее злила, а уж если говорить о внешности – она могла бы растопить сердце Снежной королевы.
Никогда она не слыхала, чтобы у священника было такое имя: Хэмиш Чандлер. Или что у него могут быть такие волосы, медно-каштановые, порой падающие на лоб. Так и хочется их потрогать. А голубые глаза, сверкающие юмором и радостью жизни? Нет уж, слишком он красив для священнослужителя. К тому же сдержал слово и не пытается демонстративно за нее молиться.
За месяц их знакомства Хэмиш ни разу в ее присутствии не сложил молитвенно руки, не произнес религиозных банальностей. Не читал ей морали о необходимости уверовать в Господа. Она все ждала этого, но не дождалась.
Он видел ее плачущей, хотя этого не видел никто. С того самого дня, когда ее, семилетнюю, застал в слезах отец и ушел прочь, недовольный тем, что она «распустила нюни». И она поняла, что если хочет заслужить любовь отца, то должна быть такой же сильной, черствой и самодостаточной, как он. Разумеется, пару раз она рыдала так, что сердце чуть не разорвалось на части, но без свидетелей.
Хэмиш Чандлер видел шрамы на ее лице – те самые, из-за которых ей даже зеркало не давали в руки. Теперь она уже знала, как они ее изуродовали. Она еще помнила лица врачей и медсестер, когда она не могла шевельнуть ничем, кроме левой руки. Видела, как ее друзья и коллеги Сесил и Рон, стоя у больничной койки, отводили глаза, а потом быстро ушли, пожелав ей скорого выздоровления. Думали, она не поняла, как испугало их ее опухшее от травм лицо. После этого и запретила пускать к себе посетителей.
Прежде собственная внешность ее вполне устраивала, хотя для знакомых спортсменов роман с нею был еще и способом приблизиться к ее влиятельному родителю. Но она была достаточно умна для того, чтобы не подпускать их слишком близко к себе. Кстати, ни один из них не поверил бы, что дочь Патрика Долливера все еще девственница.
Исключением мог бы стать ее муж… Если бы он у нее был.
А теперь она лежит в доме человека – даже в его кровати – из-за которого, кажется, готова отступить от своих правил.
* * *
Хэмиша раздосадовало то, что Бренда пожелала ужинать наверху, в спальне, но, поскольку для нее это был первый вечер в чужом доме, он позволил миссис Би отнести ей поднос с ужином. Благо еще сохранился тот, на котором подавали еду его жене, Мэрилин.
Он напомнил себе, что нужно вытащить из сарая трап, по которому можно будет въезжать на крыльцо в инвалидном кресле. Вот уже два года, как он валяется в сарае.
Когда дети улеглись спать, Хэмиш осторожно постучался в дверь спальни. А получив разрешение войти, сел на стул, чтобы поболтать с девушкой, так же как делал это в больнице. Вот теперь она будет спать на кровати, на которой он спал все эти годы, с тех пор как стал пастором Колстедского прихода.
– Нам нужно обсудить ваш режим, – сказал Хэмиш.
– Больничная машина будет забирать меня каждый день в полвторого, и увозить на лечение, – сказала Бренда.
– Гмм. Дело в том, что я, как правило, ухожу из дому в восемь утра, – сказал священник, – но могу приходить около десяти и носить вас вниз. И, если вам не трудно, мне бы хотелось видеть вас за столом вместе со всеми.