Промямлив нечто, что можно было бы назвать вежливым ответом, Бренда поспешила к машине. Пока она ехала домой, в голове крутилась одна и та же мысль: вся паства считает, что она достаточно здорова и может жить самостоятельно.
В свое время она надеялась оттянуть неминуемое расставание, уехать после Рождества, потому что ее отъезд расстроил бы девочек и испортил им праздник. Но тем самым она лгала сама себе. Хотела отдалить час, когда в душе ее воцарится ночь.
Подъехав к дому Хэмиша и выключив зажигание, она решилась.
Вечером, когда экономка и Энни уже были в постели, а Эми смотрела телевизор, Бренда явилась в кабинет Хэмиша.
– Нам нужно поговорить.
Словно зная, о чем пойдет речь, он, с минуту поколебавшись, спросил:
– Нужно ли?
– Я считаю, что да, – сказала она, садясь. Отодвинув стул, священник встал и начал не спеша ходить кругами по кабинету. Движения его были замедленны, кроме того, Бренда заметила сутулость, которой раньше не было. Решила, что от переутомления.
– Как вы себя чувствуете? – спросила она.
Он обернулся, и Бренду поразило его осунувшееся лицо, глаза, в которых застыла боль.
– Вы уезжаете? – сдавленным голосом спросил он.
Ее сердце готово было разорваться. Как это выдержать? Как можно бросить его? Как бросить девчушек, которые стали ей родными?
– Уезжаете еще до Рождества! – бросил он с вызовом. – Как же вы поступаете с Энни и Эми? Они любят вас, считают членом семьи.
Она понимала его заботу о дочерях, но лучше бы он думал… Да нет, это пустая фантазия.
– Я приеду в день Рождества, – сказала она, колеблясь.
– Бренда уезжает?! Почему? Разве мы плохо себя вели? – Голос Эми, стоящей в дверях, заставил их вздрогнуть.
– Нет, малышка, все вели себя хорошо, – медленно, подбирая слова, сказал Хэмиш. – Просто Бренда хочет вернуться к себе домой, к своим друзьям, к работе.
– Но ее дом здесь, мы ее семья! – возразила Эми. Бренда уловила слезы в ее голосе, и вот уже слезинка покатилась по щеке девочки. – Вы нас больше не любите, Бренда?
У Бренды тоже защипало в глазах.
– Да нет же, люблю. Я люблю вас всех, очень люблю. Но я жила у вас временно, ваш папа разрешил мне побыть у вас, пока я не поправлюсь. Если честно, то я здорова уже давно, просто не хотелось уезжать. Мне у вас нравится.
– Но вы можете остаться, правда, папа? Оставайтесь. Вы же сами не хотите уезжать.
Боясь разрыдаться, Бренда встала со стула и повернулась к ним спиной.
– Эми права, – сказал Хэмиш, вплотную подойдя к ней. – Почему бы вам не пожить с нами еще?
Он почти прижался к ее спине, она чувствовала его теплое, большое тело, его руки, сомкнувшиеся кольцом вокруг нее. Повернувшись и положив голову ему на плечо, она старалась сдержать слезы.
– Папа тоже просит вас пожить еще у нас, почему вы не хотите? – настаивала девочка. – Я же вижу, вы любите папу больше всех.
Медленно, но решительно Бренда разомкнула руки, обнимавшие ее, и неверным шагом побрела прочь, осторожно переставляя ноги, стараясь не смотреть на отца и дочь.
– Думаю, мы с Брендой договоримся, – сказал священник девочке. – Пойди, Эми, посмотри телевизор, а когда мы закончим разговор, я приду и отнесу тебя в постель.
– Уговори ее остаться! – сказала повеселевшая Эми. Она не сомневалась, что папа выполнит ее задание. Поцеловав отца в щеку, девочка убежала.
Плотно закрыв дверь за дочерью, Хэмиш повернулся к Бренде.
– Почему сейчас? – строго спросил он. – Почему именно сейчас, Бренда?
Она молчала.
– Простите меня, – сказал он, подумав. – Вы имеете право уехать, когда вам угодно.
– Я… хотела сделать это после Рождества. Просто решила, что… – Фраза осталась незаконченной.
– Так, когда же? – спросил Хэмиш, обессилено падая в кресло за столом.
– Завтра утром. Очень рано, пока все еще будут спать.
– Это так внезапно. Особенно для девочек.
Лицо Бренды исказилось страданием, она смотрела себе под ноги.
– Согласна с вами, но ведь легче не станет, когда бы я ни уехала, так? Я все равно буду скучать по детям.
– Я поговорю с ними, – сказал Хэмиш, – постараюсь им объяснить. Как я понимаю, вы уедете на несколько дней, а Рождество проведете с нами, да?
Бренда кивнула так резко, что он понял: говорить она не в силах.
– Ну, хорошо, так и доложу детям и миссис Би, – сказал Хэмиш, придавая голосу больше твердости, чем было в его душе. Если откровенно, то ему хотелось упасть головой на стол и зарыдать. Она смертельно ранила его, вырвав из него живую душу.
Подойдя к стене, к которой она прислонила костыль, Бренда оперлась на него и через минуту исчезла.
С тяжелым чувством она входила в свою холодную, заброшенную квартиру. Комнаты были чужими, от них веяло нежилым духом. Казалось, ее дом был здесь когда-то давным-давно, в какой-то прошлой, позабытой жизни. Взглянув на часы, Бренда подумала, что Чандлеры сейчас возвращаются с воскресной службы. Родные, любимые люди, с которыми приходится расстаться.