Меня зовут Бригантина

Я посмотрела в указанном направлении. Там, на травке за деревянными балками, лежали три большие собаки, похожие на левреток-великанов. На них что-то белело — то ли тряпки, то ли бинты.

— На солнышке греются, отдыхают. Хочешь, можешь поближе подойти, только возьми Бриссъю на поводок, чтобы она их не беспокоила.

Мы медленно приблизились к вольеру. Внутри был натянут небольшой навес, дающий тень. Рядом лежали матрасики и стояли миски с водой.

Стоило нам сделать несколько шагов, как гальги, словно по команде, повернули головы в нашу сторону. Я заметила, что у одной из них перевязано горло, у другой — задние лапы, а у третьей, совсем маленькой, — оба уха и хвост. Все собаки были ужасающе худы.

Лоран успокаивающе засвистел:

— Это я!

Гальги покосились в его сторону, но продолжали тревожно смотреть на нас.

— Они только посмотреть пришли, — сказал им Лоран. — Посмотрят и уйдут.

— Лоран, что с ними? — не выдержав, спросила я.

— Три недели назад мы взяли их в ассоциации по спасению гальго. Их только-только из Испании привезли. Сейчас уже ничего, они хоть привыкли немного, но первое время мы никому их не показывали, очень уж они нервничали. Видите ту, у которой шея замотана? Это — Куки. Ее нашли повешенной в лесу. У Наны бедра до мяса разодраны. А мелкую кинули в подвал, ей крысы обкусали уши и съели полхвоста. Это — Сона.

Мы молчали, потрясенные. Брыся заплакала и прижалась к моей ноге.

— За что? — неожиданно сиплым голосом спросила я. — За что их так?

— За то, что они — собаки, — усмехнулся Лоран.

Он рассказал нам, как два месяца назад они с Дианой решили взять из какого-нибудь приюта пару больших собак для охраны фермы, а заодно сделать доброе дело.

Обзвонив окрестные ассоциации, они случайно попали на ту, которая занималась спасением гальго. И им рассказали печальную историю этих собак.

По старинной испанской традиции, как только собака начинает проигрывать соревнования, ее лишают жизни — вешают на тонких проволоках в лесу. Те, кто бегал хорошо, имеют право умереть относительно быстро, но тех, кто не оправдал надежд хозяина, вешают так, чтобы задними лапами они касались земли. Этот способ называется «пианист»: пытаясь найти точку опоры, собака переминается с лапы на лапу, но потом все равно умирает, только гораздо дольше и мучительней.

Хозяин, который не хочет вешать своих собак, выгоняет их на улицу, где они гибнут от голода. Еще их кидают в заброшенные колодцы или подвалы, где с ними расправляются полчища крыс. А иногда гальго сжигают живьем. И все это происходит в двадцать первом веке в Андалузии, Экстрамадуре и Кастильи…

Услышав все это, Лоран тут же решил действовать. Сотрудница сказала, что они как раз привезли новых собак, и, если Лоран сможет обеспечить должный ветеринарный уход, ассоциация готова передать ему даже больных животных.

Они поехали в приют и выбрали двух сук, Куки и Нану, а потом, увидев малышку Сону, забрали и ее. Первые дни Диана все время плакала, а Лоран с трудом сдерживал слезы. Но потом они привыкли, да и гальги стали поспокойней. Но ни Куки, ни Нана даже не пытались поиграть с Соной, которая, несмотря на пережитое, оставалась обычным щенком. Лоран как раз подумывал о том, чтобы взять еще одну собаку — Соне для компании.

Слушая рассказ Лорана, Брыся так безутешно рыдала, что мне пришлось взять ее на руки. Я не была готова отвечать на ее вопросы об испанских традициях. Хорошо еще, что она ничего не знала про корриду и ослов, которых по праздникам сбрасывают с колокольни.

— Брыся, — прошептала я ей на ухо, — пойди, поговори с ними.

— А можно? — спросила она, горестно всхлипнув.

— По-моему, нужно, — ответила я и поставила ее на землю.

Она неуверенно приблизилась к вольеру и просунула морду между балками.

— Эй! — тихо позвала она.

— Чего тебе? — сипло ответила Куки.

— Как дела?…

— Как видишь… — вздохнула Нана. — У Соны вот хвост болит. Вернее, то, что от него осталось. Мы-то взрослые, а она — совсем щенок. Жалко.

— Я не щенок! — возмутилась Сона и потрясла обкусанными ушами. — Я — взрослая собака!

— Вот-вот! — оживилась Брыся. — Когда я была такой, как ты, я тоже всем твердила, что я взрослая, но мне почему-то никто не верил!

— А ты кто? — спросила Сона. — Ты тоже охотничья?

— Меня зовут Бригантина, — ответила Брыся. — Я охотничья, но не охочусь. То есть, охочусь, но на ворон или на богомолов в саду. Я их выслеживаю и пугаю. Но это не считается, потому что понарошку.

— Везет! — вздохнула Куки. — А мы вот свое отбегали…

— Зато вы теперь можете гонять овец и коз! — с воодушевлением сказала Брыся. — По-моему, тут есть, где разгуляться…

— Ты не понимаешь, — серьезно сказала Нана. — Мы больше не сможем разгуляться. Никогда.

Брыся обернулась, и я жестом подозвала ее. Когда она села у моей ноги, в ее глазах опять блестели слезы.

— А они теперь всегда такими будут? — спросила она.

— Нет, Брыся, они выздоровеют и опять научатся верить людям. То, что они пережили, конечно, ужасно, но это не означает, что они будут страдать всю жизнь. Понимаешь?