Меня зовут Джейн

– Да, я бы сама ни за что не догадалась об этом рисунке, если бы не Джейн. Она сама рассказала мне об этом. Сказала, что раз «Голова музы» ушла за такие деньги, то, стало быть, и другой подобный рисунок, тем более изображающий центральную фигуру фрески, Аполлона, стоит не меньше. Она, поделившись со мной своими мыслями и планами, нарушила все правила, по которым ее учил жить дядя Мэтью. Зато со мной она была честна, искренна и естественна. Мы вместе планировали с ней это путешествие в Петербург. Она была так богата, что и сама не знала, что ей с этим богатством делать. Возможно, она когда-нибудь сама предложила бы мне пожить в одном из ее домов. Но не предложила же! Потому я и поселилась в Кобэме. Вы поймите, моя жизнь мгновенно преобразилась, я зажила новыми чувствами, я почувствовала себя другой – более богатой и уверенной в себе! Конечно, я понимала, что рано или поздно эта сказка кончится, но я не боялась разоблачения хотя бы потому, что разоблачить меня могла только Джейн. Кто бы мог предположить, что она вместо того, чтобы разоблачить меня, почувствует дурноту, увидев меня, загримированную под нее, подумает, что она сошла с ума, раз видит себя, и потеряет сознание, ударится головой о лед… и умрет?! Я не хотела ее смерти. Я хотела удивить ее, потрясти, хотела предложить ей пожить вместе, предложить ей мою помощь, наконец! Но она умерла, и все мои планы пришлось корректировать и подключать к ним Шаронова. Вы не представляете себе, как долго я обдумывала свои дальнейшие шаги. Я была совершенно одна. Без Джейн. И меня в любой момент могли разоблачить и лишить всего. Поэтому я и придумала это путешествие в Россию, чтобы запастись необходимым количеством свидетелей, начиная с проводницы или соседки по купе и заканчивая администратором в «Национале», которые подтвердили бы, что я – Джейн Чедвик. Все, чем я владела в этой жизни, – это безукоризненный английский язык, и он должен был сослужить мне хорошую службу по превращению в английскую миллионершу. Поверьте мне, Джейн не блистала особым умом, она была обыкновенной, правда, очень осторожной девушкой. И ей просто повезло, что у нее был такой дядя. А вот у меня дяди вообще не было, во всяком случае, я никогда не слышала о своих родственниках. И наследства мне было ждать неоткуда. Все, что можно было, я уже получила от своего отца. Но и он ушел, оставил меня. Щекин меня предал. После смерти Джейн, которую мне просто необходимо было скрыть, у меня оставался один преданный мне человек – это Михаил Яковлевич Шаронов. И он на самом деле помог мне избавиться от Глэдис. Я говорю об этом сейчас так открыто потому, что его тоже нет больше в живых. Человек, который из-за больших денег пошел на преступление, не смог совладать с охватившим его раскаянием. И сердце его не выдержало.

– Про Шаронова нам все известно. Он умер от сердечного приступа спустя месяц после того, как отравил Глэдис. Скажите нам лучше, где рисунок? – жестко спросила Лиза.

– Да-да, я понимаю…

– Так где он?

– Я подумала, что лучшее место для него – все та же стена там, в Павловске. Я даже не прикоснулась к нему. Скажите лучше, зачем вы все сюда пришли? Чтобы посмеяться надо мной? – По ее тону нетрудно было догадаться, что она близка к истерике.

– Мало того, что вы, Нина, присвоили себе недвижимость Джейн, вы присвоили себе ее жизнь! А заодно и ее рукописи! Несмотря на то, что вы пытались сами написать свой роман, свою версию происшедшего, вы тем не менее издали первый из ее, Джейн, любовных романов, даже глазом не моргнув! На вашей совести три жизни: Джейн, Глэдис и Шаронова, и вы хотите, чтобы после этого вас оставили в покое и позволили вам дождаться следующего аукциона, чтобы вы продали Рафаэля?

Глафира смотрела на нее, на Лизу, яростно жестикулирующую, взвинченную до предела, возмущенную, и понимала, что все то, что накопилось у нее за последние полгода, которые она занималась делом Джейн Чедвик, упорно, не отвлекаясь на другие дела, сейчас выплескивалось на голову самой настоящей преступницы, которая, в свою очередь, совершенно не испытывала чувства вины ни перед кем. Выражение лица Цилевич можно было охарактеризовать как жалость к себе. Чувствовалось, что она видит себя в этой ситуации исключительно как жертву обстоятельств.

Невидимой тенью Лиза проследовала по тайным тропам Цилевич, пытаясь разобраться в мотивах каждого из ее поступков и преступлений, встречалась со всеми теми людьми, которые оставались в живых после столкновения с ней, и вот теперь, когда она, заявившись в этот дом, так сказать, в конечный пункт этой истории, чтобы схватить Нину за руку и объявить ее настоящей убийцей, собиралась сдать ее полиции, что-то останавливало ее от этого шага. Что? Выражение полной растерянности на лице ее жениха, ничего не подозревающего и еще недавно романтично настроенного Даниэля Лавджоя? Или?..

– Куда вы спрятали тело Джейн? – неожиданно спросил Гурьев, верный спутник Лизы во всех ее поездках, связанных с этим делом.

– Да, кстати? – оживилась Глафира.