Меня зовут Феликс

Отец лежал в палате с еще четырьмя пациентов. Он показался мне по сравнению с ними очень старым, хотя на тот момент ему было около сорока пяти. Лежит. Пытается улыбнуться мне, но улыбка получается какая-то кривая. Я испугался: наверное, отец знает, что мать виновата в том, что он сейчас в больнице. Может он считает меня ее сообщником? Я подбежал, упал на него и обнял. Уже не плакал, просто лежал на нем, обхватив его худое тело, и молчал.

– Ты принес мне книгу?

Отец попытался отвлечь меня от мыслей, о которых, возможно догадывался.

– Да, пап, – я достал ее из-за пазухи и протянул ему.

Он силился дотянуться, но рука оказалась слишком слаба.

– Положи на тумбочку. Я потом возьму. Сынок, – он замолчал, потом продолжил. – Береги мать.

Вечером по телефону сообщили, что отец умер. Мать громко плакала, но утром уже была обычной – раздражительной и нервной. И тогда я снова подумал о том, что как прекрасно было бы, если бы они вовремя развелись. Что случись это, отец, может, прожил бы до восьмидесяти лет, и пусть он опять умер бы в больнице и пусть я опять был бы последним, кто его видел.

Любил ли я отца? Не знаю. Иногда сложно сказать, любишь ли ты своих родителей, потому что их принято любить. И для того, чтобы не любить и открыто говорить об этом, нужна очень веская причина. Но ребенку достаточно малейшей обиды на родителей, чтобы начать сомневаться в этой любви. После смерти отца я точно могу сказать, что мать свою я не люблю. Я ее жалею, забочусь о ней, но не люблю. Потому что… Просто не люблю и все. И отец – только одна из причин. Ее ревность к моим друзьям, моим женщинам, ее желание показать свое превосходство, свою исключительность – все это соединилось в одну большую нелюбовь.