Меня зовут Феликс

Конфликтовать с соседями я не умею, к сожалению. Моим желанием было чтобы она побыстрее продала свою квартиру. Я надеялся, что новые жильцы будут чистоплотнее. Но съехали только соседи сверху: из всех четырех квартир и практически одновременно. Новые жильцы, которые купили квартиру надо мной, решили взять на себя обязанность по благоустройству дома. Организовали общедомовой чат, а взбунтовавшихся и не присоединившихся информировали лично: стуком в дверь и пересказом всего описанного и обговоренного. Чтобы оградить себя от лишнего общения, я позволил им добавить себя в группу, но выключил уведомления.

Соседей сверху я прозвал лошадьми. Раньше надо мной жили человек восемь, и поверьте, я их не слышал. А после переезда лошадей я не только слышу их топот, но еще и сигнал будильника, телефонные разговоры, кашель, чих. Слышу, как они любят друг друга ночью, а на следующее утро ненавидят всеми интонациями. Скакать они не переставали даже ночью. Скакали, судя по звуку, не только на кровати.

Первое сообщение, которое я прочитал в группе, было как раз от Лошади. Она предлагала подписать документы для начала капитального ремонта. Но из-за того, что была уже осень, нужно было сразу же подписать отсрочку. Отсрочка, как оказалось, нужна чтобы не делать ремонт электрики зимой и не жить потом с разгромленным подъездом до весны. Интересно было то, что заявку Лошадь подала без ведома всех, а отсрочку приходится подписывать всем, иначе, как она объясняла нам, оформят препятствование и вообще никакого ремонта не будет. Последнее меня порадовало. Перспектива ремонта в подъезде, даже несмотря на то, что я нечасто выхожу, не доставляла никакого удовольствия. Шум, грязь — такой будущности хотелось избежать.

Еще больше я приуныл, когда Лошадь сообщила, что для оформления отсрочки нужно провести общее собрание жильцов. Потом добавила, что можно это сделать заочно. Я успокоился. Заочно, это значит, не нужно никуда выходить, не надо ни с кем общаться.

Целую неделю никаких тревожных сообщений о ремонте не было. У меня даже промелькнула несмелая мысль о том, что всё благополучно забылось… Но

спустя несколько дней в дверь постучались. Это была Лошадь. Я узнал ее по стуку в дверь, потому что она стучит так же, как скачет. Лошадь попросила подписать бюллетень, который был в почтовом ящике. Я хотел было что-то сказать, но не знал что, поэтому просто очень широко улыбнулся, обнажив все свои зубы. Хорошо, что не заржал, а то бы

она точно поняла, что я ее передразниваю. Мою улыбку она приняла за согласие, но мне не хотелось спускаться к почтовым ящикам, поэтому подписывать я решил тогда, когда придется идти за сигаретами. А сигареты не заканчивались, чему я очень обрадовался: значит, курить стал меньше.

Работал весь следующий день, не думая ни о ремонте, ни о лошадях. Выходил иногда на балкон курить, видел медитирующую соседку, удивлялся ее упорству и опять работал. Около полуночи лошадь несколько раз проскакала рысью из спальни на кухню.

— Да подпишу, подпишу, — крикнул я в потолок, посчитав это очередной ее настойчивой просьбой.

Следующая неделя прошла без новостей от лошадей, но это, оказалось, было лишь затишьем перед бурей. Нам предстояло очное голосование по капремонту. Так я понял, что общения с соседями мне не избежать. Единственным собственником квартиры, в которой я проживал, был я, следовательно, на всякие собрания ходить и подписывать документы тоже приходилось мне. Многих соседей, собравшихся на пятачке лестничной площадки третьего этажа, я вообще видел впервые. Они что-то обсуждали, спорили, а я просто рассматривал их лица. До меня доходили лишь обрывки фраз, которые я в состоянии был понять, остальные непонятные я пропускал мимо ушей. Помню, как Лошадь сказала, что ремонт должны начать с электрики. Кто-то возразил, предъявив какой-то аргумент в пользу того, что проводкой занимаются в конце. Муж Лошади перешел на профессиональный язык и объяснил всю очередность правильного ремонта. Это для меня было слишком сложно, и я решил, что нужно срочно покурить.

Вышел и встал возле подъезда. Было холодно, но мне не хотелось бросать недокуренную сигарету и возвращаться к собранию, смысла которого я не понимал и был против ремонта. Поэтому я сразу закурил вторую. Курил и дрожал одновременно. Чуть подальше, возле общей пепельницы стояла незнакомая мне фигура. Когда мимо проехала машина, я в свете фар разглядел женские ноги. На автомате двинулся к пепельнице и ногам, и когда уже подошел совсем близко, то узнал ее: это была Мадам Икс. Она тоже курила и, похоже, что тоже не первую.

— Вы тоже на собрании были? — спросил я только потому, что мне очень хотелось с ней заговорить.

— Нет, мой муж пошел. Я детей укладывала.

Наступило молчание. Мне одновременно хотелось молчать и говорить, но что сказать я не знал.

— Я живу в шестнадцатой…

— Знаю…

Мне захотелось спросить, откуда она знает, но я понял, что это будет выглядеть очень глупо.