То был вечер пятницы под конец зимы, моя семья заказала пиццу из ресторана рядом с продуктовым магазином: три большие пиццы с пепперони, колбасой и двойным сыром. Мы впятером устроились в кабинете; я занял стратегическую позицию поближе к пиццам и заработал несколько корочек за свои усилия и непревзойдённую скрытность.
— О, переключи обратно на тот канал! — вдруг сказала Мама.
— На этот? — спросил Макс.
— Да! Я так давно не смотрела «Бриолин». Поверь, он тебе понравится.
И он мне понравился. Очень, очень понравился.
«Бриолин» — настоящий шедевр кино с чудесными песнями, в том числе «Ты — то, что мне нужно» и «Мы идём вместе». На экране не появляется ни одной собаки, но я не в обиде, потому что там есть всё, за что я люблю людей: страсть, танцевальные номера, стойкость человеческих сердец. Сердца — это
В каком-то смысле я никогда по-настоящему не останавливался.
4
Завидовать — не в моей природе. Хотя я знавал собак, которые очень злятся из-за своей ограниченности и сравнивают себя с людьми.
Вот один пример: я никогда не видел, чтобы человек вставал на четвереньки и прижимал лицо к земле, пытаясь выследить запах. Их носы намного слабее наших. Я не ищейка, но смогу узнать запах Макса где угодно; я смогу пройти по запаху его следов через лес, усыпанный листьями. Если вам нужно больше доказательств, пожалуйста, обратитесь к книге «Убить пересмешника», которую Макс читал во время прошлых летних каникул. Ни одной собаке не нужно специальное руководство для такой простой задачи! Нет, я, конечно, сам не убил ни одного пересмешника, но, чисто ради спора, это было бы просто оскорбительно просто: отследить по запаху, схватить птицу зубами, сжать зубы.
Вот в чём ещё собаки превосходят людей: мы признаём опасность там, где люди этого не делают, — они намного упорнее её отрицают, чем мы. Мы легко и часто прощаем. А ещё мы не станем демонстрировать эмоцию, которую в действительности не ощущаем; вспомните хотя бы, как часто люди говорят: «У меня всё хорошо», когда им вовсе не хорошо.
Я завидую людям лишь в двух отношениях.
Во-первых, человеческие семьи держатся вместе всегда, в богатстве и в бедности, в горе и в радости, потому что их связывает любовь. Я чувствую себя таким же членом семьи Уокеров, как Эммалина или Макс… но всё-таки мне жаль, что я не знаю своих братьев и сестёр. Даже маму я помню очень смутно.
И, во-вторых, танцы.
Несмотря на все свои недостатки, люди умеют танцевать.
В первые мои годы Мама и Папа включали джаз и танцевали босиком на кухне. Они переплетали руки и покачивались туда-сюда, иногда поворачиваясь, а я изумлённо таращился на них. Как у них получается так хорошо кружиться? Как они могут так наклоняться? Поскольку я собака, я сначала пытался их разнять; в дикой природе, если животные хватаются друг за друга, это обычно значит, что они дерутся. Так что я влезал между их ног, толкал под колени, наступал на пятки.
Но они всё равно танцевали.
Иногда Мама и Папа надолго уходили вечером и возвращались усталые.
— Видел бы ты нас, — говорили они, описывая каждую подробность: песни, атмосферу, как они двигались.
Лишь после того, как родились Макс и Эммалина, во мне наконец что-то щёлкнуло, и я впервые понял, что танцы — это продолжение души. Я, конечно, склонен к преувеличениям, но должен сказать без всяких гипербол и приукрашиваний, что танцевальные вечера преобразили мою семью. Мама и Папа теперь оставались дома, сворачивали ковёр в гостиной, и они все вчетвером вместе прыгали, кружились и вскидывали руки, а музыка разносилась по всему дому. Макс был очень робким, но вот в гостиной он вертелся, дрыгался, скакал.
Он был
«Космо, — всегда звал меня он прямо во время танца, — иди сюда!»