Посыльный вел меня в старое помещение Дивана, там я встречусь с Главным казначеем, и мы будем говорить о деньгах для художников, о подарках, книгах и верблюжьих яйцах, которые художники раскрашивают для падишаха, о здоровье, аппетите и настроениях художников, об обеспечении их необходимыми красками, листовым золотом и другими материалами, о жалобах и пожеланиях, о воле и состоянии духа падишаха, о том, о сем, о моих глазах, о болях в позвоночнике, о презренном зяте Главного казначея и его серой кошке.
В комнате я увидел Главного казначея и Начальника дворцовой стражи. Ангел и шайтан!
Начальник стражи, делом которого было совершать казни в, дворцовом саду, пытать, допрашивать, бить, выкалывать глаза, укладывать на фалаку,[57]
ласково улыбался мне. Словно он мой товарищ и собирается рассказать мне что-то очень интересное.Говорить, однако, начал не Начальник стражи, а Главный казначей.
– Год назад наш повелитель, – сказал, он несколько смущенно, – велел мне подготовить книгу, достойную быть подарком для венецианского дожа, и пожелал, чтобы работа над книгой сохранялась в тайне. Из-за этого он решил не привлекать к делу замечательного каллиграфа Локмана и тебя, мастерством которого он восхищается. Кроме того, он понимал, что вы достаточно заняты книгой «Сур-наме», рассказывающей об обряде обрезания наследника.
Как только я вошел в комнату и увидел Начальника стражи, я с ужасом подумал, что кто-то оклеветал меня, убедил Повелителя, что мои рисунки содержат оскорбление и издевку и я, невзирая на свой возраст, буду подвергнут пыткам. Поэтому слова Главного казначея, который старался вроде как утешить меня, что падишах поручил особую книгу не мне, а кому-то другому, показались мне слаще меда. Историю этой книги я знал хорошо и ничего нового для себя не услышал.
Чтобы не молчать, я спросил то, что хорошо знал и так, – кому была поручена книга?
– Как вам известно, она была поручена Эниште-эфенди, – сказал Главный казначей и посмотрел мне в глаза. – Знали ли вы, что он не умер скоропостижно, а был убит?
– Нет, не знал, – ответил я.
– Наш падишах очень, очень разгневан, – вздохнул Главный казначей.
Он же ненормальный, этот Эниште-эфенди, подумал я, художники говорили о нем с улыбкой, даже с насмешкой, потому что у него было больше усердия, чем знаний. Больше страсти, чем ума. Я спросил:
– Как его убили?
Главный казначей рассказал. Ужас. Да защитит нас Аллах! И кто это сделал?
– Есть приказ падишаха, – сообщил Главный казначей, – как можно скорее закончить эту книгу и «Сур-наме».
– Есть и второй приказ, – подхватил Начальник стражи. – Если убийца – один из художников. Повелитель требует найти этого негодяя с чёрным сердцем. В назидание всем он будет осужден на такое наказание, что никто больше не посмеет препятствовать работе над книгой падишаха и убивать художников.
Главный казначей рассказал, что Эниште-эфенди воспитал племянника Кара и тот понимает толк в книге и рисунке. Знаю ли я его? Я молчал. Недавно Кара по приглашению Эниште вернулся в Стамбул с персидской границы (Начальник стражи бросил подозрительный взгляд) и в Стамбуле узнал от Эниште про готовящуюся книгу. Он говорит, что после убийства Зарифа-эфенди Эниште с подозрением относился к мастерам-художникам, которые приходили к нему по ночам для работы над книгой. Кара видел рисунки, сделанные художниками для книги, он сказал, что убийца Эниште – один из этих художников и что убийца выкрал рисунок, тот, где был портрет падишаха и где больше всего использована позолота. Этот молодой человек два дня скрывал от дворца убийство Эниште. Поскольку за это время он поспешно женился на дочери Эниште-эфенди и поселился в доме дяди, оба они подозревают Кара.
– Если будет устроен обыск в домах моих художников и будет найден похищенный рисунок, станет ясно, что Кара прав, – сказали. – Но я знаю моих детей с дней их ученичества, это истинные таланты, и никто из них не может посягнуть на жизнь человека.
– Мы обыщем дома, лавки, все помещения, которые могут принадлежать Зейтину, Лейлеку и Келебеку – сказал Начальник стражи, произнеся с издевкой прозвища, любовно данные мною ученикам, и добавил: – Обыщем самым тщательным образом. И дом Кара тоже. В этой сложной ситуации мы, слава Аллаху, получили от кадия разрешение на пытки при допросах. Поскольку это уже второй человек, убитый в кругах, близких к художникам, и все художники, от учеников до мастеров, находятся под подозрением, к ним может быть применен закон о пытках.
– Не трогайте лучших мастеров падишаха, – попросил я. Главный казначей встал с места, взял рисунки в дальнем углу комнаты, принес, положил передо мной, поставив с двух сторон большие зажженные свечи, хотя в комнате было достаточно светло.