Читаем Меня зовут Лю Юэцзинь полностью

Пришлось Лю Юэцзиню тащить его до следующего поворота. Миновав так два квартала, они наткнулись на круглосуточный ресторанчик, который держали монголы. Назывался он «Ресторан высокой кухни Ордос». Несмотря на громкое название, в зале умещалось пять-шесть столов. Все меню состояло из жареных овощей с шашлычками или бараниной да мучных изделий. Лю Юэцзиню пришлось завести Чжао Сяоцзюня сюда. Тот очень обрадовался. На дворе стояла глухая ночь, никого из клиентов внутри не оказалось. Повара уже давно легли спать, так что о горячих блюдах можно было и не мечтать. На витрине стояло лишь несколько заветренных холодных закусок. К ним косолапой походкой (сказывалась привычка ездить верхом) вышла полная краснощекая монголка с заспанными глазами. Расставив на столе водку и закуски, она вернулась за прилавок и, положив на него голову, тут же уснула. Лю Юэцзиню не хотелось снова поить Чжао Сяоцзюня, но какой там! Чжао Сяоцзюнь за раз прикончил три рюмки, после чего пристал к Лю Юэцзиню. Тот снова окунулся в свои проблемы. Пропажа сумки и приезд в Пекин сына с подружкой захлестнули его с новой силой, поэтому ему было не до выпивки. Но сидевший напротив Чжао Сяоцзюнь настаивал:

– Что это значит? Ты меня не уважаешь?

С этими словами он схватил свой стул и замахнулся, нарываясь на драку, так что Лю Юэцзиню ничего не оставалось, как покориться и опрокинуть стаканчик. За одним стаканчиком последовал второй, а потом его было уже не остановить. Чжао Сяоцзюнь сколько не пил, оставался в таком же состоянии, а вот Лю Юэцзинь, оббегавший за пять дней пол-Пекина, после нескольких стаканов тут же захмелел. Раньше ему казалось, что напиваться – это плохо, он и подумать не мог, что, напившись, можно обо всем забыть и прийти в хорошее расположение духа. После двух стаканов Лю Юэцзинь успел позабыть, как он тут очутился и кем ему приходился его собутыльник. Эти двое виделись-то всего пару раз, при этом у Чжао Сяоцзюня имелся перед Лю Юэцзинем долг, но сейчас они как-то породнились. Утратив способность ясно мыслить, Лю Юэцзинь, тем не менее, ощущал, что хочет что-то выпытать у Чжао Сяоцзюня. Наконец он вспомнил, что его интересовали отношения Чжао Сяоцзюня с Ма Маньли: почему он с ней сначала развелся, а теперь хочет снова сойтись. Но лучше бы он не поднимал эту тему. Чжао Сяоцзюнь всхлипнул, потом, перегнувшись через стол, схватил его за руку и запричитал:

– Эх, брат, да я тут, можно сказать, попался на собственную удочку. Развестись я решил просто потому, что нашел другую шлюху, у которой сиськи были большие. Ведь моя бывшая, если не приглядываться, смахивала на мужика. Деньжата у меня тогда водились, поэтому проблемы развестись с одной и жениться на другой не было. Это я сейчас остался ни с чем. В прошлом месяце та шлюха от меня сбежала. Где я ее только не искал! Так что лишился я сразу двух баб. Вот я и подумал: что я, урод какой, что ли, с какой стати я должен жить бобылем? – Сделав паузу, он добавил: – А эта самая Ма штучка еще та. Она ведь раньше была хорошей подругой той шлюхи. Кто их знает, может они на пару заманили меня в эту ловушку? – Сказав это, он заскрежетал зубами: – Она ведь три года назад тоже спуталась кое с кем, думала, что я ничего не знаю. Оказывается, есть любители и таких трансвеститов.

Речь его становилась все более сбивчивой, и Лю Юэцзинь начал терять нить разговора. Единственное, он прояснил, что Ма Маньли оказалась совсем другой, нежели он ее себе воображал; он сильно упрощал свои представления о ней. В то же время, услыхав, что от Чжао Сяоцзюня сбежала вторая жена, Лю Юэцзинь вдруг проникся к нему особым сочувствием. Ведь его собственная жена, Хуан Сяопин, тоже убежала к другому. Будучи под градусом, Лю Юэцзинь ощутил обиду с обостренной силой, а потому, хлопнув по столу, объявил:

– Если говорить о сбежавших женах, то у нас ситуация похожая. – Тут он остановился, немного подумал и, вспомнив, что его жена не сама убежала, а ее увели, замотал головой: – И непохожая. – Тут он снова стал злиться, но не на Чжао Сяоцзюня, а вообще на всех: – А разве ни у кого жен не уводили? Всегда так было. Сколько раз я про это слышал! Но больно становится лишь тогда, когда испытаешь на собственной шкуре.

Чжао Сяоцзюнь покачал головой:

– Эх, брат, это уже не жизнь… Сдохнуть хочется!

Лю Юэцзинь с чувством его поддержал:

– Понимаю тебя, шесть лет назад сам чуть не повесился.

Разговор все больше их сближал. В итоге Чжао Сяоцзюнь неверной походкой обогнул стол и, подсев вплотную к Лю Юэцзиню, протянул ему руку:

– Раз уж мы друзья, дай мне в долг, я ведь торговлей занимаюсь, как только получу выручку, то и тебя в обиде не оставлю.

Лю Юэцзинь, ударив себя в грудь, сказал:

– Верю, дам. – Но тут он опомнился и зарыдал: – Рад бы дать, но я, кажется, все потерял.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза