– Люси-Сукина-Дочь-Бартон, я не для того летела через всю страну, чтобы ты говорила мне, что мы отбросы. Мои предки и предки твоего отца одними из первых прибыли в эту страну, Люси Бартон. И я
Прошло несколько минут, прежде чем я ответила.
– Я не забуду. – А потом я сказала: – Прости меня, мама. Прости.
Она молчала, и, казалось, я ощущаю ее ярость. Я чувствовала, что из-за этих ее слов дольше пробуду в больнице, чувствовала всем своим существом. Мне хотелось сказать: «Уезжай домой». Уезжай домой и расскажи людям, что мы не отбросы, расскажи им, как твои предки прибыли сюда и убили всех индейцев, мама! Уезжай домой и расскажи им все.
Может быть, мне и не хотелось говорить ей такое. Может быть, я думаю так сейчас, когда пишу это.
Бедный мальчик из Тупело, который любил свою маму. Бедная девочка из Эмгаша, которая тоже любила свою маму.
Я употребила слово «отбросы», как это сделала моя мама в тот день в больнице, назвав так Элвиса Пресли. Я употребила его в беседе с моей подругой, с которой познакомилась вскоре после того, как покинула больницу. Она моя лучшая подруга. И она рассказала мне – после того, как моя мать приезжала ко мне в больницу, – что подралась со своей матерью. Я сказала ей:
– Так поступают только отбросы.
А моя подруга ответила:
– Значит, мы были отбросами.
Помню, ее голос был сердитым, но в нем слышались виноватые нотки. Я так никогда и не сказала ей, что с моей стороны было неправильно говорить такое. Моя подруга старше меня, она знает больше, чем я, и ее воспитали конгрегационалисткой[21]. А быть может, она забыла. Впрочем, не думаю.
И вот еще что.
Сразу после того, как я узнала, что меня приняли в колледж, я показала своему учителю английского в средней школе рассказ, который написала. Я мало что помню, но вот что осталось в памяти: он обвел кружочком слово «дешевый». Предложение звучало примерно так: «На женщине было дешевое платье». Не употребляй это слово, сказал он, оно неприятное и неточное. Может быть, он выразился иначе – но он обвел слово кружочком и мягко сказал что-то насчет того, что оно неприятное и нехорошее. Я запомнила это навсегда.
– Послушай-ка, Уизл, – сказала моя мать.
Было раннее утро. Печенье уже заходила, она измерила мне температуру и спросила, не хочу ли я сок. Я ответила, что попробую выпить сок, и она вышла. Несмотря на злость, я поспала. Но у мамы был изнуренный вид. По-видимому, она больше не сердилась – просто устала.
– Ты помнишь, мы говорили о Мэри «Миссисипи»?
– Нет. Да. Погоди-ка… Это Мэри Мамфорд со всеми своими девочками Мамфорд?
– О да, правильно! Она вышла замуж за того парня, Мамфорда. Да, и все эти девочки. Эвелин в кондитерской Чатвина постоянно о ней говорила, они состояли в родстве. Муж Эвелин был двоюродным братом – уж не помню чьим. Но Мэри «Миссисипи» – так ее называла Эвелин, – была бедна как церковная мышь. Я вспомнила о ней после того, как мы заговорили об Элвисе. Она тоже была из Тупело. Но ее отец перевез семью в Иллинойс, Карлисл, – там она и выросла. Не знаю, почему они переехали в Иллинойс, но ее отец работал там на заправке. У нее не было южного акцента. Бедная Мэри. Но она была прехорошенькая, и она возглавляла группу поддержки и вышла за капитана футбольной команды, Мамфорда – а вот у
Голос мамы снова сделался торопливым.
– Мама…
Она махнула на меня рукой.
– Послушай, Уизл, если тебе нужна хорошая история, то
– Мэрилин как-ее-там. – Мы сказали это хором, и мама улыбнулась, сделав паузу. О, я так ее любила, мою маму!
– Слушай. Итак, Мэри «Миссисипи» вышла замуж за богатого парня и родила – ну, не знаю, не то пять, не то шесть девочек – кажется, только девочек. Она была милой, и они жили в большом доме, где ее муж занимался своим бизнесом – не знаю, что за бизнес. Так вот, ее муж ездил в командировки в связи со своим бизнесом, а потом выяснилось, что у него тринадцать лет длился роман с его секретаршей. Эта секретарша была
– Она умерла?
– Нет. Нет, не думаю. – Мама откинулась на спинку кресла, она выглядела изможденной.
– Мама, это печально.
– Конечно, это печально!
Мы немного помолчали. Потом мама сказала:
– Я вспомнила ее потому, что она – все это со слов ее кузины Эвелин из кондитерской Чатвина – она
– Мама!
– Что, Люси? – Она повернулась и взглянула на меня.
– Я рада, что ты здесь.
Мама кивнула и снова перевела взгляд на окно.