Меня зовут Мартин

Поймав камень обеими руками, я ощутил его тепло и покалывание в пальцах. Так получилось, что камень оказался не в фокусе моего зрения и первое, что дошло до моего сознания не его форма, вес и «материал», а яркая нить энергоканала (толщиной с мой большой палец), бьющая из отверстия в его середине. Эта нить соединила мою солнечную чакру (Манипуру) с каким-то далёким местом. «Амулет куриного бога» — всплыло воспоминание в моей голове, — «так называли камень с отверстием». Под мощным воздействием поступающей энергии моё сознание разделилось (что-то похожее я уже ощущал, но не мог вспомнить, где и когда): первый я смотрел на мир посредством исходящей от меня энергии; второй действовал как обычный человек, ощущал мир и его изменения посредством отражений света и звука; третий плыл как дельфин в океане моего прошлого, через равные промежутки выныривая на поверхность бытия, чтобы бросить быстрый взгляд на первых двух.

Первый был в Мире. Окружён светом Жизни. Излучаемый им Свет отражался, поглощался Жизнью, кипевшей вокруг. У каждого был свой цвет, свои вибрации и своя песня. Из общего кипения выделялись только более медленная Земля и камни. Чёрным монументом посреди поляны стоял чёрный куст, которого коснулся голодный дух (именно в него влетел всем телом бомж, принявший удар от меня и поныне лежащий там, ещё живой). Полотнище времени плескалось над этим местом, заставляя Жизнь ускоряться весной и летом, замедляться осенью и зимой. Лишь чёрный куст оставался на взгляд человека неизменный — не появлялись новые ростки, не опадали листья. Любая букашка старалась унести от него ноги подальше. Картинки из прошлого заставляли меня посмотреть на место, которое я помнил и не помнил (детская память недостоверна, требовала проверки).

Второй рассматривал странный амулет, не видя игры энергий, улавливая его неровности и формы через отражённые от камня лучи. Я соразмерял всё через свои размеры, стараясь перевести их в метрическую систему, чтобы описать самому себе или тому, кому будет интересно меня слушать. Камень в моих руках был плоский, почти правильной круглой формы, размером с мою ладонь, в его центре красовалось отверстие (явно искусственного происхождения), почти круглой формы. Будь я чуть помладше (лет шести) непременно попробовал бы надеть его на большой палец руки (получилось бы симпатично), но меня заинтересовали странные знаки, расположенные как расходящиеся лучи от отверстия к краям. Перевернув камень (всё ещё держа его двумя руками), обнаружил выгравированную спираль, которая скорее угадывалась, так над камнем поработало время. «Если смочить камень или посыпать его мелом, а потом сдуть лишнее», — думал я, переворачивая камень символами к себе, так как начал испытывать некоторый дискомфорт, — «то рисунок проявится и не будет казаться незаконченным». Вертя камень в руках, чтобы получше рассмотреть символы, попробовать понять их значение, повернулся в сторону железной дороги, лавируя между стволами деревьев и кустарника, направился к своим воспоминаниям.

Третий вынырнул, принося запах и свет прошлых воспоминаний. Усмехнулся, увидев себя большим дядей, играющим с камешком, так похожим на руль. Куда поворачивался камушек, туда поворачивал «большой дядя».

Нелепость картинки смутила Второго, вызвала улыбку, соединившись в игре с Третьим, они начали издавать губами звуки газа и тормоза, с увлечением крутя в руках камень, маневрировать странной петлёй на коротком пути до обрыва.

Первый мягко подталкивал их в нужном направлении, так как ему хотелось поскорее увидеть изменения, коснувшиеся через время памятного места и продолжить начатую с Лаптем беседу. Его не смущало такое «панибратское» обращение к старшему по возрасту и положению человеку. Это было его взрослое имя, которое он принял. Его взрослое имя «Мартин» не сильно отличалось от данного радетелями «Мартына», а значит, не так коробило слух. «Пора стать выше, взрослее и принимать равенство там, где это возможно», — мысли закружились как праздничный серпантин в мишуре-мыслях Второго, сквозь которые пробивались блёстки-мысли Радости и Счастья Третьего.

Так, все втроём мы «выкатились» на край обрыва. Старой тропы уже и след простыл, весь склон холма порос кустами и высокой травой. Люди давно перестали «штурмовать» эту высоту. Даже дети утратили интерес к этому занятию, так как у подножия холма стояли отбойники автомагистрали. С противоположной стороны чёрного асфальта серел блёклой краской такой же отбойник, а вдоль всей железной дороги тянулся высокий забор из формованной сетки, перекрывая пешему человеку доступ к железнодорожному полотну.

Третий принялся с азартом прокладывать путь (мысленно) до самых отбойников. Дальше ему было нельзя, так как прохода для пешеходов среди сплошных железных полос не было (значит, там маленьким мальчикам делать нечего) и поток машин был сильный.

Второй насупился, видя изменения от хранившейся в памяти картинке. Сожалея о потерянном пути в место памяти, ища в себе крупицы грусти и печали.