— А где вы жили раньше, Нора?
— А… В городе. У нас там был особняк — слишком большой и пустой для меня одной. Мне всегда нравились маленькие деревенские домики.
— Да. Мы очень полюбили эти места, верно, Сьюз? Всегда мечтал жить в старинном доме.
Странно было наблюдать, как твой муж разговаривает с совершенно незнакомой женщиной. Хотелось закричать:
— И почему же вы уехали из Лондона? — спросила Нора.
Ник выдал ей обычную историю: мы хотели, чтобы наши дети росли на просторе, дышали чистым воздухом, жили более размеренной жизнью. Но она продолжала смотреть на меня.
— А тебе не жаль было бросать работу, Сьюзи?
— Вовсе нет! Теперь у меня есть время для живописи, а я всегда хотела этим заниматься.
Я произносила заученную роль под пристальным взглядом Ника, моего режиссера. Действительно, я постоянно жаловалась на начальника, на то, что приходится разрабатывать рекламу для тампонов и кукурузных хлопьев, на нехватку времени для творчества. Но мне нравилась зарплата, нравились обеды с выпивкой и возможность спустить тридцатку на вино, когда хочется. Я давно подозревала, что не рождена для полной лишений жизни художника. Внезапно под открытым взглядом Норы мне захотелось быть честной:
— Но вообще это была большая перемена. Пришлось нелегко.
— Иногда перемена — это то, что нужно, — заявил Ник, не сводя с меня глаз. — В Лондоне Сьюзи покатилась по наклонной.
Я вдруг поглядела на него — неужели он это скажет?
— Стала много пить, засиживаться допоздна с коллегами. Верно, детка?
Он протянул руку и слегка потянул меня за волосы. Слегка, но все же грубовато.
Я встала, притворившись, будто хочу принести еще оливок.
— Сами знаете. В Лондоне так принято.
Ник рассмеялся:
— Я тоже там жил, Нора. Но никогда не задерживался допоздна.
— Он у меня очень домашний, — сказала я, рассчитывая просто ласково поддразнить его, но просчиталась.
— Кто-то же из нас должен быть…
Снова повисла тишина. Невыносимая, звенящая. Мои ладони сами начали сжимться в кулаки.
— Я могу воспользоваться туалетом? — спросила Нора, несомненно желая избавиться от напряжения, повисшего в комнате.
— Конечно. Я покажу, — Ник встал.
— Я пока… проверю обед.
На кухне я поняла, что меня трясет. И снова подумала о Дэмьене, хотя старательно пыталась забыть о его существовании. Неужели Ник в самом деле решил вывести меня из равновесия?
Я почувствовала легкое движение за спиной — Ник прошел за мной на кухню:
— Еще не готово? Наша гостья проголодается.
Я открыла дверцу духовки, все еще не в силах привыкнуть к тому, что не могу сгибаться в талии как прежде, и на глазах у меня выступили слезы. Чертова духовка! Мне она никогда не была нужна.
— К чему ты ведешь? — Это было рискованно, но я слишком разозлилась, чтобы спустить все на тормозах.
— О чем ты?
— Обо всем этом трепе — Сьюзи пьяница, Сьюзи поздно является домой. Я переехала сюда, так? И нигде не была уже несколько месяцев, так?
Ник посмотрел на меня словно экспериментатор на посмевший возразить ему препарат, и на секунду показался мне почти чужим. В его голосе сквозил холод:
— Если тебе трудно находиться здесь со мной, твоим мужем, то, может быть, тебе стоит задуматься о своей жизни?
Я едва не разрыдалась и снова открыла дверцу духовки, просто чтобы он не видел моего лица.
Он добавил:
— Будь добра, поспеши с обедом. Уже поздно.
Это был приказ. Значит, вот до чего мы дошли. Я вынула кастрюлю из духовки. Пар обжигал лицо, и я была этому почти рада. На мгновение я подумала, не положить ли ладонь на горячую железную плиту, просто чтобы почувствовать хоть что-то еще.
Тебя больше нет. Мне нужно посмотреть правде в глаза — прошло столько времени, а от тебя не было ни слова. Я больше не могла отрицать очевидное.