Меня зовут Шон

Снова полились слезы, и я поняла, что мы снова скатываемся к прежним ссорам. Неужели так и выглядит конец брака — словно ты застрял в мрачной версии «Дня сурка»?

— Я думал, ты будешь здесь счастлива, — сказал Ник, вставая. — В Лондоне… мне казалось, я тебя теряю. Ты всегда была на работе или на вечеринках.

Между нами, правда лежала неглубоко — словно бурная река под тонким слоем льда. Я могла рассказать ему. «Ник, я переспала с Дэмьеном. Я не хотела, но… так получилось. Прости, пожалуйста. Я очень об этом жалею».

Но как потом объяснить остальное? Ах да… У меня был другой любовник, но он умер? Он мог посчитать. Он мог догадаться, что ребенок не от него. Но как решиться на такое разоблачение?! Я утерла слезы ладонью.

— Прости. Я так часто проводила вечера вне дома. Знаю, я была к тебе несправедлива. Я… я хочу измениться. Но, пожалуйста, Ник! Ты больше ко мне даже не прикасаешься. Не смотришь на меня.

Он медленно кивнул:

— Ты кажешься такой далекой.

— Это не так. Я здесь.

— Говоришь, хочешь попытаться? Хочешь, чтобы между нами все наладилось?

— Конечно!

— Пойми: все, что я делаю — беспокоюсь, куда ты ходишь, что ты ешь, — я делаю потому, что люблю тебя. Тебя и ребенка.

Я тоже встала и прошла несколько шагов, разделявших нас. Я осторожно обняла его, ощутив его надежность, тепло, исходящее из-под шерстяного джемпера. Пожалуй, я и сама уже несколько месяцев не касалась его.

— Я понимаю. Но прошу тебя — не надо все время меня критиковать. Я буду стараться, обещаю!

— Хорошо, — он расслабился, потом обнял меня так крепко, что едва не задушил в объятьях. — Я люблю тебя, Сьюзи.

Я заставила себя ответить:

— Я тебя тоже люблю.

Когда-то так и было. Может быть, получится снова.

* * *

Потом мы прибирались. Для разнообразия — вместе. Он мыл посуду, я протирала поверхности. Ник спросил:

— Кстати, как все прошло? Я об обеде.

— А… Впопыхах. У Клодии почти не было времени. Поели и разбежались.

— Хм-м… да… — он открыл кран и задал невинный вопрос: — С работы ни с кем не виделась?

Мне вдруг стало дурно, руки затряслись:

— С работы? Нет, а что?

Он предельно рассудительным голосом ответил:

— Да так. Просто подумал, что ты могла туда забежать. Это ведь недалеко от офиса Клодии, верно?

Он не мог этого знать. Это невозможно.

— Вообще-то нет.

И тогда он сказал, словно походя:

— Кстати, чуть не забыл. Я звонил в полицию по поводу телефона — не сказал бы, что они горели желанием его искать. Но они упомянули, что собирались поговорить с нами.

У меня загудело в ушах:

— Что? Ты не знаешь, о чем?

Ведь именно это и тревожило меня в последние дни — телефонный звонок, машина на узкой дороге, останавливающаяся у нашей двери. Что им известно? Что они сказали Нику? Но я никогда не думала о том, что они могут прийти в тот момент, когда дома будет он, а не я.

— Думаю, обычные формальности. Какая-то авария на съезде. Ты ничего не слышала об этом?

Я отвернулась, раскладывая тарелки в шкафу.

— Кажется, нет. Давно?

— Несколько месяцев назад. Погиб человек.

О боже! Боже-боже-боже! В жилах похолодело, словно сам страх струился в них.

— Какое горе… А от нас им что нужно?

— Просто проверяют, не слышали ли мы чего. Может, перезвонишь им? Они оставили номер.

— Конечно. Но не думаю, что это им поможет.

Ник посмотрел на меня, и мне снова захотелось расплакаться. Подруги из меня не получилось, работницы тоже. Мне ничего не осталось, кроме этого постылого дома и брака, и даже тут я все делала не так.

— Послушай, у тебя усталый вид, — озабоченно сказал он.

Я потерла глаза, едва не плача.

— Я устала. Совсем забыла, как тяжело ездить так далеко.

— Думаю, пока больше никаких путешествий в Лондон, — сказал он, и я согласилась с ним и с тем, что больше никуда не поеду одна.

Вот как легко оказалось запереть собственную темницу. Изнутри.

* * *

Когда мы только переехали за город, я как-то спросила у Ника, что означают дорожные указатели «Место для обгона». Он показал мне. Мы обогнали другую машину, а потом он притормозил, пропуская ее, и водитель помахал нам рукой. Мне это показалось милым. Потом мне подумалось, что именно это мы с Ником и утратили — никто из нас не был готов притормозить и пропустить вперед другого, а в результате мы оба застряли, без толку сигналя и моргая фарами.

Элли

Женщина. С ним в машине была женщина. Значит, все это время она была права? Всякий раз, когда он говорил: «Дорогая, у тебя опять странности начались? Ты принимаешь таблетки? Ты же не становишься… ну… как твоя мать?» Всякий раз, когда он отрицал это, заставляя Элли считать себя сумасшедшей, у него на самом деле была другая женщина?