Читаем Меня зовут Сол полностью

Она встала, надела перчатки и взяла трость.

— Спасибо, — сказала Пеппа, — ты милая. Научишь меня говорить по-немецки завтра?

— Да, вы милая, — добавила я.

Ингрид улыбнулась.

— Вы обе тоже милые. Завтра я поучу вас немецкому и принесу вам сухих грибов.

И ушла в лес.

Пеппа осталась лежать, а я отправилась проверить силки. В них оказался кролик. Я обрадовалась. Пеппе стало лучше, и у нас было мясо на ужин. День был солнечный и холодный, я думала про Ингрид. Хорошо, что мы познакомились. Она врач и она нас не выдаст. Мне хотелось побольше узнать про ГДР, так что я собиралась задать ей много вопросов.

<p>Глава девятая</p><p>Грибы</p>

На следующий день Пеппе стало лучше. Она встала и целый час носилась по лесу. Вечером я поменяла ей повязку. Опухоль спадала, так что я положила на рану еще мха и снова перевязала руку.

Когда Пеппа вернулась, мы пошли к ручью и постирали носки и трусы, а я еще и бинты постирала. Потом мы вскипятили чайник и вымылись сами с мылом. Вместо мочалки у нас была мокрая футболка. На улице было холодно, но я развела большой костер, и у огня мы не мерзли даже голые. Пеппа снова спрашивала про лобковые волосы.

Мы развесили стирку над зонтиком, чтобы она высохла. Я взяла пневматическую винтовку и, засев с ней в камнях у кроличьих нор, стала высматривать кроликов. Пеппа осталась в шалаше, читать «Похищенного». Она сказала, что это очень длинная книжка с кучей старых слов, но зато про мальчика, которого дядя хотел убить из-за наследства. Дядя был старый и ел только овсянку.

Я сидела очень тихо. Ветер менялся. Теперь он дул с северо-востока, от озера, но был совсем слабый. Кролики не должны были почувствовать мой запах. Я восемь раз качнула винтовку, зарядила ее и наставила на папоротники, рядом с которыми виднелись следы. И стала ждать.

Земля, там, где я сидела, была сырая и холодная. Я положила винтовку на камень, и сама к нему прислонилась. Впереди виднелись папоротники и поросший травой и деревьями склон. Солнце стояло высоко, но теплее не стало, так что пальцы у меня немного распухли, как бывает на холоде.

Я сидела и смотрела на траву и папоротники. Никакого шевеления. Только листья чуть-чуть дрожали от ветра. Мимо пролетели три вороны и улетели за холм, где росли деревья. Внизу блестело на солнце озеро. Склон поднимался довольно высоко. Надо мной росли высокие сосны и лиственницы, а еще выше виднелся скальный гребень. За ним были пустошь и Магна Бра. Классно было просто знать, что я тут и что Пеппа лежит сейчас в шалаше и читает.

Я услышала гул мотора раньше, чем увидела машины. Два джипа проехали по краю озера с нашей стороны. Зеленый джип лесничего и полицейская машина с желто-оранжевыми полосами на борту. Они медленно ехали по плоскому каменистому пляжу.

Я замерла, глядя на них. Потом отползла дальше за камни. Теперь я видела их только через щелку между валунами. Я медленно дышала, заставляя себя не паниковать и не принимать внезапных решений, а подождать и лучше оценить ситуацию.

Джипы почти доехали до пляжа, где мы с Пеппой ловили рыбу. Там они остановились. Полицейский джип заехал на песок, и из него вылезли два копа. Из другого выбрался лесничий в темно-зеленой рубашке. Втроем они немного поднялись по склону и встали. Лесничий тыкал куда-то пальцем, а копы пялились в свои телефоны. Я видела, как один из них показал свой телефон лесничему, и тот тут же махнул рукой в другую сторону. Все развернулись и уставились на озеро.

Я очень медленно повернулась посмотреть, не поднимается ли дым от нашего костра. Дыма не было. Большую его часть наверняка сдувал ветер, и к тому же дрова мы брали совсем сухие, и дыма от них было немного. Я еще медленнее повернулась обратно, подползла к краю камня и снова посмотрела на озеро.

Теперь все трое стояли у полицейской машины и разговаривали. Один по-прежнему пялился в телефон. Я смотрела на них, заставляя себя дышать медленно и размеренно. Потом они расселись по машинам и двинулись дальше вдоль озера. Я подождала, пока они не исчезли из виду. Вскоре шум двигателей тоже затих. Наверное, они поехали на другую сторону озера, а потом попытаются подняться наверх, вдоль другого ручья, к лесопосадкам и дороге, по которой мы пришли.

Я решила, что если они ищут нас, то не слишком стараются. Они не доехали до нашего леска. Может, они и не нас ищут. Но, с другой стороны, два копа. И лесничий. И у них есть видео с камеры на вокзале, а может, даже и из поезда, так что они знают, в какую сторону мы поехали.

Я встала. Тихонько дошла до леска, а потом бежала всю дорогу к шалашу.

Там сидела Ингрид. Она принесла с собой пластиковый контейнер сухих грибов, контейнер масла, хлеб и сковородку.

— Сол, ты добыла кролика? — спросила Пеппа.

— Нет. Там копы у озера. И лесничий. На джипах.

— Блин, — сказала Пеппа. — Блин. Вот дерьмо.

— Вас ищут? — подала голос Ингрид.

— Не знаю, а зачем еще они приперлись?

— Может быть, тут произошло преступление, — предположила Ингрид.

— Они тебя видели? — спросила Пеппа.

Перейти на страницу:

Все книги серии Перекрестки

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза