Меня зовут Виктор Крид.

- Так Адольф успел чуть не весь золотой запас Рейха (в том числе и то, что с оккупированных стран награбили) в антарктическую базу переправить, как хомяк в нору. Им с Советами и расплачивается. Сам из себя дойную корову сделал: ни промышленной базы, ни продовольствия своего, только то, что советские конвои и подлодки доставят. А там за каждый транспорт плати... Те фрицы, что в Австралию и Южную Америку подались, и то дальновиднее поступили... Вот Шмидт куда как опаснее. Гений с неисчерпаемым источником энергии и разветвленной хорошо законсперированной агентурной сетью, имеющий возможность развернуть производство в любой стране Третьего Мира...

- Умер твой Шмидт, - решил не темнить я.

- Как умер?! - не сразу сообразила Николь.

- Тихо. Во сне. В сорок третьем еще, - поднес я бокал к губам и сделал большой глоток. Что они в нем находят, в этом коньяке? Клопы же натуральные.

- А Куб?

- Не знаю. Не искал.

- А Клаус?

- И Клаус умер.

- Значит с Гидрой покончено? - удивленно и с затаенной надеждой спросила Николь. Я отрицательно покачал головой.

- Арним Зола, Вольфганг фон Штрукер, Гельмут Земо... Это же Гидра: "Отрубишь одну голову - вырастут две", - пожал плечами я. - Так что ищите. Они еще всем крови попортят.

- Будем искать, - отозвалась Николь. - А ты? Будешь?

- Они меня не трогали, - посмотрел в глаза девушке я. Тяжело. Со значением. Так, что она даже поежилась. Может быть наиграно. Может неискренне. Но, то, что я хотел сказать, надеюсь она поняла.

- А где умер Иоганн? - перевела тему Николь.

- В Нью-Йорке.

- А Клаус?

- В Бухенвальде.

- Гореть им в аду, - подняла она свой бокал, сказав тост.

- Всем нам в аду гореть, - спокойно ответил я. И мы, не чокаясь, выпили.

* * *

глава 26

- Что произошло, Виктор? К чему тревога была? - спросил у меня Эрик, когда в условленное время, мы встретились на пустыре на противоположной от моего дома окраине Парижа.

- Ник Фьюри. Помнишь ее? - ответил я. Добраться сюда было тяжело. И причина была в том, что я не чувствовал слежки. Совсем. Я изгалялся, как только мог. Применял все, чему научился у русских спецов за время войны, но не чувствовал, и все тут! Это заставляло нервничать и просчитывать свои действия исходя из варианта, что следят профи, многократно превосходящие меня по квалификации. Что каждый мой шаг раскрыт, запечатлен и задокументирован. Дзен!

Но, в принципе, есть только один секрет, раскрывать который я не хочу никому и ни в коем случае: телепорт. Остальное критичным не является. Но это не значит, что я не буду пытаться скрыть это остальное.

- Помню, - кивнул Эрик. - Она руководила бунтом в Освенциме.

- Она сейчас директор американской спецслужбы. И она пришла в наш дом, - не стал слишком углубляться в подробности я.

- Вербует? - начал сразу с сути он.

- Не знаю. Говорит в отпуске. Слежки не чую. Либо следят спецы не чета нам, либо... и правда нет слежки.

- Что делать думаешь?

- Пока - ничего. Как только кончится ее "отпуск", уеду.

- Куда?

- В Японию, - решил я. Вот правда, именно сейчас и решил. - Там много школ БИ открылось. Посмотрю. Может научусь чему. Со мной поедешь? Или?

- Или, - вздохнул Эрик. - Я в Америку махну. В Массачусетский Технологический. Там нынче активно магнетизм изучают. Много очень толковых молодых исследователей. Хочу с ними поработать.

Я пожал плечами - его выбор, его право.

- Навещу тебя как-нибудь. Если жив буду.

- Да что ж с тобой сделается-то? - усмехнулся он. - Ты ж таракана живучее!

- На любого таракана свой тапок найдется. Рано или поздно.

- Лучше поздно, чем рано, - усмехнулся Эрик и пожал мою руку.

* * *

Тридцать дней пролетели быстро. К зрителям, висящим на окнах, я привык быстро. Благо, все равно собирался вскоре сваливать. Так что на слухи было плевать: имя другое, страна другая, внешность другая, словесному описанию Крида не соответствует. Если и дойдут они до кого не надо, то пока суть да дело, меня уже в стране не будет. Как и Эрика. Так что пусть детишки на чудо посмотрят - не жалко. Может заниматься старательнее будут, имея такой пример перед глазами.

Но в одном дне двадцать четыре часа. Пусть восемь уйдут на сон. Три-четыре часа на тренировки. Остается еще как минимум двенадцать.