Меня зовут Женщина

Пронесся вздох разочарования осмелевших гостей. Вчера, после Лининого ухода, в баре материализовался хозяин Пушкинского фестиваля, он же бывший губернатор. Чтоб объяснить, куда потрачены деньги, ему предъявили всю тусовку. Он выпил минералки и поведал, что в школе очень переживал, когда дочитал до убийства Ленского в «Евгении Онегине». Пушкинисты тут же погладили его по голове и усыновили, а потом долго фотографировались вокруг него для газет.

Лина узнала об этом от все того же журналиста.

— На фоне Пушкина снимается семейство. В принципе это очень удачный ход. Прошлые выборы прыгали вокруг детей-сирот. Но что сироты? Они не дают реального электората. Голосовать ходят бабушки и дедушки, а Пушкин для них — это восстановление социализма, — предположил журналист.

Пушкинисты наконец почувствовали себя легитимными и в голос начали ругать сервис мероприятия. Лина поехала на открывшуюся в здании морвокзала книжную ярмарку.

Ей тоже было обидно, что накрылся Каролино-Бугаз, но она видела в этом знак судьбы. Значит, еще рано залезать в этот кусок памяти. Она знала, что кукольный театр воспоминаний рассыпается от тяжелой поступи взрослого возвращения в места событий.

А все это было так ярко, так искренне. Кроме истязаний лечебной физкультурой, в лагере Лину гоняли на морские ванны и грязелечение. Морские ванны были в старом здании с башенкой около пляжа. Туда ходили пешком, или в дождливую погоду, или потому, что надо было израсходовать лечебные талоны. В кабинке стояли две ванны, наполненные теплой морской водой. Многие девчонки наливали ванну, чтоб ходящая по коридору служительница на звук льющейся воды поставила себе галочку, но не раздевались и все двадцать минут хихикали на стуле. Лина вылеживала всю норму. Ей нравилось, и она очень расстраивалась, почему вода в море холодная.

Существовал целый фольклор вокруг того, как служительница поместила в одну кабинку девочку из лагеря с молодым прекрасным незнакомцем. Конечно, он был в плавках, а она — в купальнике... Потом они долго переписывались и поженились. При одном взгляде на служительниц морских ванн становилось ясно, что это чистый блеф. Да и контингент состоял из больных детей и скучающих старушек. Но, идя на морские ванны, старшие девочки из лагеря на всякий случай красили глаза.

Самым гнусным местом лагерной жизни были поездки в грязелечебницу Куяльник. Огромная старинная лечебница с мраморными полами и лепниной находилась за городом. Туда вез круглобокий автобус с закупоренными окнами. Солнце, стоя в зените, размягчало металлические крыши. Лине быстро становилось плохо от жары, и ее укачивало. Она жаловалась, но лагерные врачи считали это капризами.

В недрах лечебницы предстояло зайти в нужный зальчик, раздеться на глазах у всех догола, замереть на одной из кушеток и ждать, пока дюжий детина опрокинет тебе на спину ведро обжигающей грязи. Кроме девчонок из лагеря, на кушетках лежали женщины пышных форм, рассуждающие о бесплодии и кокетничающие с таскальщиками грязи.

— Напахала абортов по молодости и вот лежу теперь вся в грязи, — объясняла двенадцатилетней Лине соседка по процедуре. — В жизни, девка, надо уметь всего две вещи: рожать и готовить. Если получается — проживешь королевой.

Фразу «напахала абортов» Лина обсуждала со старшими девочками, и те объяснили, что это, когда кто-то забеременел без мужа, полагается ребенка достать и умертвить специальным уколом. Лина испугалась так, что больше ни с одной женщиной в лечебнице не разговаривала, предполагая за ней подобное.

Когда грязь остывала, а сердце уже останавливалось, предстояло вылезти и нетвердой походкой добраться до душа, из которого лилась горячая густосоленая вода из лимана.

— Простой водой мыться нельзя, должен оставаться соляной плащ! — орали медсестры.

До автобуса Лина доходила с трудом, потому что от перегрева кружилась голова. Она дремала по дороге обратно и, уж конечно, не могла ни обедать, ни спать в тихий час. Сердце колотилось как сумасшедшее, до вечернего моря. Однажды ее даже рвало, но вызванная медсестра улыбнулась:

— До свадьбы заживет!

— Там-то вам и посадили сердце, — через много лет объяснила врач. — Грязь не особенно полезна в вашем случае, просто им надо было ставить галочки.

А сколько было слез, когда поначалу девчонки из стеснительности ложились под грязевое ведро в купальнике, а он больше никогда не отстирывался. А когда на роскошную Линину косу попала жирная горячая жижа и воспитательница объявила: «Горячей воды нет, грязной ходить нельзя, будем резать под корень!» Лина выбралась ночью к умывальникам и холодной водой со стиральным мылом до утра, плача, отбеливала волосы. Она добилась успеха вместе с температурой сорок и гриппом с менингитными симптомами. И до конца смены лежала в изоляторе, куда носили холодную еду, потому что всегда забывали о ней. А она лежала, читала книжки о пионерах-героях из лагерной библиотеки, других там не было, и писала стихи, представляясь себе вполне пионеркой-героиней.