Меня зовут Женщина

Совковая символика материнства не пускала ростков в моем организме, конверсия из богемно-университетской девушки в мать близнецов казалась мне непосильной. Собственно, я не сумела сосредоточиться на лей, потому что линия фронта за физическое выживание проходила по кабинетам гинекологов.

В больницу меня все-таки уложили. Отделение патологии беременности находилось в аварийном здании. Горячей воды не было, туалет был один на весь этаж, и напротив него всегда стояла очередь бледных женщин, поддерживающих руками животы. В палате было кроватей тридцать, чтобы сэкономить пространство, на двух женщин полагалась одна тумбочка. Атмосфера в палате не способствовала появлению здорового потомства, если одна беременная с патологией могла устроить вокруг себя психушку, то помноженная на тридцать... Гражданские войны за открывание форточки в тридцатиградусную жару доходили до прихода сестры, делающей успокаивающие уколы всем участницам. Ночные «сказки Шехерезад» больше всего напоминали страшилки после отбоя в пионерских лагерях про маньяков, вурдалаков и являющихся в гости покойников. Амплуа злодеев здесь, однако, занимали неграмотные гинекологи, пьяные мужья, подлые начальники и бессовестные свекрови. Напичканная культурой университетской тусовки, я пыталась стать здесь своей, взрослой женщиной и подробно впитывала галиматью, полезную для психологов и историков, но убийственную для молодухи, собравшейся рожать.

— Плановое кесарево, — ткнула в меня пальцем во время обхода плечистая грубая тетка из тех, что работают в овощных магазинах и заведуют гинекологиями, и пошла дальше.

— Почему кесарево? — закричала я и побежала за теткой, поскольку в данном случае она заведовала гинекологией.

— А вы сами не понимаете, женщина, почему? — Удивилась тетка на ходу. — Измерьте бедра сантиметром и подумайте. Ребенок в такой узкий таз не пролезет, женщина, ему место нужно, и сами помрете, и детей замучите. Я вам в карте пишу красными чернилами, чтоб видно было про плановое кесарево, а то вдруг вы не ко мне придете рожать.

— Конечно, не к вам.

— А чем это вам мое отделение не нравится? — обиделась она.

— Вчера у женщины в нашей палате начались схватки, сестра сказала, что надо подождать, что в родилке два стола и оба заняты.

— Ну и что? — удивилась тетка. — И что случилось? Ну, покричала немножко в палате. Да моя мать меня вообще в поле родила. Сено косила и прямо на нем родила.

— Я бы хотела иметь более комфортные условия, чем ваша мать.

— Тогда дайте телеграмму Брежневу, что вы тут одна особенная, пусть он у вас на своем письменном столе роды принимает. А я за свою зарплату и так слишком много делаю!

На общепалатном обсуждении было вынесено решение, что кесарево много лучше традиционного способа, во-первых, боли не чувствуешь, во-вторых, врач все время рядом, а без кесарева его хрен найдешь, когда рожаешь. Были рассказаны все имеющиеся в репертуаре двадцати девяти воспаленных страхом сознаний истории про смерть с кесаревым и из-за отсутствий оного. И когда все угомонилось, задышало, засопело и захрапело, я лежала в темноте и, плача в подушку, крутила в голове кубик Рубика предстоящего. Конечно, сильно манили наркоз и при пробуждении двое хорошеньких детишек в конвертах, завязанных шелковыми бантами. Но, будучи университетским головастиком, я изучила горы литературы по данному вопросу и среди прочего выяснила, что вегетососудистая система детей, появившихся на свет кесаревым путем, плохо приспособлена к перепадам давления.

Однако на мне как мраморная плита лежала глубоко внедренная гинекологами мысль о том, что в области родов я не способна ни на что и что все советские женщины с широкими бедрами спокойно и радостно рожают по одному ребенку на сене, в кровати, в лифте, у станка и домны, и только я, богемный выродок, мало того, Что беременна сразу двумя, так еще с резус-конфликтом, токсикозом, узкими бедрами и необоснованными претензиями.

Как-то я пережила эту больничку с ледяными умываниями по утрам в тесном умывальнике, уставленном трехлитровыми банками анализов по Земницкому; с едой, от одного запаха которой может случиться выкидыш; с грязными окнами, выходящими на больничный морг, и прочими аксессуарами, сопутствующими вынашиванию людей двадцать первого века.

Из больнички я отправилась во Всесоюзный институт гинекологии, в котором рожали жены дипломатов, космонавтов, блатные и предельно патологичные. Я относилась к третьим и четвертым. Приятельница маман, работающая там, предупредила:

— У нас, конечно, лучше, чем в роддомах, но если ты почувствуешь, что началось, и не позвонишь мне, я ни за что не ручаюсь.