В таких смешанных чувствах и в глубокой задумчивости, я вернулся в комнату. Спать совершенно не хотелось, но перед завтрашним праздником все же стоило выспаться. Прежде чем лечь, я снова подошел к зеркалу, задрав пижаму. Рисунок не изменился и не стал больше, но что-то мне подсказывало, что когда он проявится полностью, я не буду рад.
Вдруг светильник мигнул. Я резко обернулся — ойра-светильник не мог мигнуть без стороннего воздействия. Светящийся кристалл должен был остаться без воды, чтобы погаснуть. Я шарил глазами по комнате в поисках шутника, который клацает свет. Решил, что, скорее всего, это Андрей, которому тоже не спится, и он прокрался в комнату, пока меня не было. Но в то же самое время дурное предчувствие не давало мне покоя.
Я почувствовал липкое неприятное чувство, будто бы из-под пола повеяло сырым холодом. Холод скользнул по щиколоткам, запах затхлости отчетливо ударил в нос. Резко обернулся — никого. На всякий случай потянул свет из светильника и соорудил светоносный шар. Поразить им противника вряд ли выйдет, но знатно ослепить на несколько минут самое то.
Но, сколько бы я не всматривался в тёмные углы комнаты, сколько бы не озирался, никого не увидел. Решил, что, наверное, мне все же пора лечь спать.
Я снова повернулся к зеркалу, задумчиво глядя как сияет в руке светоносный шар, швырнул его к потолку. Шар, ударившись о преграду, с легким шипением выпустил тысячи искр, ярко осветив комнату, но уже через несколько секунд они все погасли.
От яркого света в глазах запрыгали зайчики, зрение медленно приходило в норму, а я бездумно уставился на свое отражения в зеркале. Так бы и пялился, пока то, что я увидел у себя за спиной, не заставило замереть и перестать дышать.
Черная тень нависала надо мной. Большая густая тень без четких очертаний, в два раза больше меня самого. Тень была неподвижна, я осторожно сдвинулся в сторону. Тень скользнула за мной.
— Что тебе нужно? — спросил я.
Тень не ответила, а потянулась ко мне, удлиняясь. Вдруг в окно что-то громко постучало, тень резко рухнула вниз, словно бы провалившись сквозь пол.
Я перевел взгляд на окно, увидел клюв, черное крыло, блеснули черные глаза — за окном без сомнений был Гарыч.
— Дружище, ты спасти меня прилетел, — я поспешил к окну, но ворон громко каркнул:
— Худо! — и улетел.
***
Именины — это не только праздник дня рождения, но и день наречения имени. Не мирского, которым зовут человека всю жизнь, а истинного — тайного. Это имя давали ребенку предки в самый первый день его рождения. Имя нельзя никому раскрывать, и кроме самого человека и предков его не знал никто. Наречение имени — древняя традиция, цель которой была защитить человека от сглаза, проклятий, злых духов и, возможно, еще от чего-то такого, о чем давно позабыли. Имел ли этот ритуал в действительности пользу — сказать сложно. Но эта традиция прочно укоренилась и уже мало кто задумывался об исконном значении ритуала. Тайное имя получали все. Чародеям с родовой магией его давали предки, простолюдины обращались за наречением к шаманам или жрецам.
Меня нарекли Алтэ, что на древнем языке означало «другой». Почему предки решили назвать меня так, я никогда не понимал.
Бабуля каждый год справляла свои именины с особым размахом, приглашала всю знать, даже императора и его семью, которые вряд ли бы снизошли до приезда сюда, да еще и на столь малозначимое для них мероприятие. Матильда Гарван устраивала пышный приём — на зависть всему Югу. Дорогие напитки, лучшие блюда и деликатесы, музыканты и танцовщицы, иллюзионисты — все это нам влетало в копеечку, но никто из близких не смел ей запретить проводить это торжество в таких масштабах.
Бабуля очень гордилась своими приемами. До замужества Матильда пока еще Аркудес привыкла жить на широкую ногу. Аркудесы, владеющие двумя родниками с живой ойрой, входили в десятку самых богатых и влиятельных аристократов Славии. В молодости она была завсегдатаем столичных балов, щеголяла на зависть другим аристократкам в самых дорогих украшениях и нарядах. И, несмотря на возраст, она до сих пор не утратила эту любовь к роскоши и показушнечеству. Запретить праздновать именины или хотя бы урезать бюджет — равносильно объявлению ей войны, а в гневе бабуля ужасна.
Утро началось с суеты, а я чувствовал себя разбитым и невыспавшимся. Меня разбудила мать: влетела вихрем в комнату, распахивая шторы, впуская в комнату яркий свет — в этот миг я почувствовал себя новообращенным вурдом, так резало глаза. Мать принесла несколько костюмов, которые сшили специально для сегодняшнего торжества. Ни один из них мне не пришелся по нраву — снова эти бесовские рюши. Но ничего не поделать, пришлось втискиваться в узкие штаны; натягивать рубашку с рюшевым воротником и жилет, подбитый ярко-синим мехом; после терпеть, пока Нана орудует расческой, пытаясь зализать мою густую и непослушную шевелюру. Стойко вытерпев все эти изуверства, уже к обеду мы вчетвером покинули поместье и направились в город.