Я поймал на себе взгляд отца, он и мама беседовали в компании мужчин, среди которых был Виктор Вулпес и князь Григорий. Отец поманил меня взглядом, я охотно зашагал — компания собралась весьма любопытная. Особенно Виктор — к нему я хотел присмотреться повнимательнее. С недавних пор он стал номером один среди подозреваемых в убийстве моих родителей. От компании великого князя я бы с удовольствием отказался, но так как они приехали из-за меня, лучше сейчас решить эту проблему.
— Ярослав, хочу представить тебя великому князю Григорию, — начал отец, я поспешил пожать руку брату императора, тот с таким интересом смотрел на меня, что мне стало не по себе. Словно я снова в будущее переместился. Этот полный изучающего любопытства взгляд я видел не единожды, так смотрели все, кто впервые видел оборотня чародея. Но здесь так на меня глядели впервые.
— Рад знакомству, Ярослав, — плотоядно улыбнулся князь Григорий, крепко пожимая мне руку.
Опасная улыбка, хитрая, я старался избегать этого человека в прошлой жизни. Если я был Псом Императора, его любимой забавой, то Григорий был его правой рукой. И правой рукой — это только так считал император. Многие допущенные близко к Михаилу знали, что Григорий был его шеей. По сути все военные кампании, все захватнические мисси, все новые законопроекты обрели жизнь с его подачи. Я не раз наблюдал, как Григорий одним брошенным небрежно словом мог отвратить императора от кого-нибудь из аристократов, или напротив, обратить внимание и расположить. Император был горячего нрава, вспыльчив, эмоционален, а вот его младший брат напротив — холодный и рассудительный, умеющий ловко манипулировать старшим братом. И кажется его эта роль — находится в тени, вполне устраивала, потому что ему ничего не стоило свести Михаила в могилу и занять его место в обход малолетних наследников брата.
— Тоже весьма рад знакомству, — выдавил я дежурную улыбку.
— А это Виктор Вулпес, заочно вы уже знакомы, — продолжил отец меня представлять.
Виктор Вулпес обдал меня прохладной улыбкой, как-то слишком торопливо пожал руку, поспешив поскорее спрятать ее за спину, словно бы боялся, что я ему ее отгрызу. И это меня навело на определённые мысли — или я так неприятен Вулпесу, или он и вовсе чувствует себя в нашей компании некомфортно. И уже вскоре я пришёл к выводу, что второй вариант более жизнеспособный. Потому что Виктор был напряжен, то и дело невпопад улыбался и нервничал, хоть и хорошо это скрывал. И почему же он нервничает?
Из размышлений меня вырвал князь Григорий:
— Что же, Ярослав, наслышан о твоих удивительных способностях. Воображения не хватает, чтобы представить, какие применения им можно найти?! — холодная улыбка, изучающий пристальный взгляд. — Ты бы мог стать жемчужной имперской армии, Ярослав. Ты уже принял решение по поводу предложения императора?
Отец напрягся, Вулпес заинтересованно уставился на меня, потом осторожно взглянул на Григория.
— К сожалению, князь, у меня абсолютно не лежит душа к военному делу, — вежливо ответил я, заметив краем глаза, как по лицу отца скользнуло облегчение.
— Твой отец военный, дослужился до звания полковника, — сузил глаза Григорий, — твой брат Андрей сейчас получает военное образование, полагаю его также ждут успехи на этом поприще, — он, перевел взгляд на Андрея, кружащего в танце его дочь, снова холодно улыбнулся и продолжил: — Быть военным в Славии — очень почётно и престижно. Защищать родину — самое достойное из того, чему может свою жизнь посвятить мужчина. Почему же ты, Ярослав, не желаешь пойти по их стопам?
Великий князь вцепился в меня колючим взглядом, требуя ответа. Я пожал плечами, виновато улыбнувшись.
И все же быть юнцом иногда выгодно, можно прикинуться наивным и несмышлёным. Но, все те прелести о почётности и престижности, которые великий князь мне сейчас расписывает, видел я в кошмарном сне — в самом что ни на есть буквальном смысле.
Ничего престижного нет в том, чтобы умереть в расцвете сил. Ничего хорошего — видеть, как погибают друзья у тебя на руках. Ничего достойного — убивать самому слабых женщин и невинных, потому что приказ был не брать пленных. Очень быстро теряя человечность, черствеешь, грубеешь: ни жалости, ни пощады — эти слова просто пустой звук. Превращаешься в каменного голема, без раздумий убивающего любого, на кого указал перст императора. И даже своих личных врагов ты можешь и вовсе не иметь, враг империи — уже априори твой враг.
Сейчас же я только снова почувствовал в себе силы жить, только ощутил, что не совсем потерял себя. Что возможно мое сердце способно хотя бы немного оттаять, и я смогу снова ощущать и почувствовать себя человеком, а не Псом императора.
Князь продолжал буровить меня взглядом, требуя ответа. Думает, сможет так просто надавить, и я поддамся и соглашусь?