Меняя судьбу

— Тьфу ты! — в сердцах возмутился я и принялся искать бритву. Но ее здесь не нашлось.

Ну конечно — сам я в ту пору даже не брился. Мать боялась, что я порежусь, занесу инфекцию или, не дай боги, рука дрогнет и я себе глотку перережу. Поэтому в юности скоблила мне этот пушок или мать, или Нана — моя няня, в которой я уже, в принципе, не нуждался, но она осталась в поместье в качестве домработницы, все надеясь, что родители решат завести еще ребенка. Правда, об этом она говорила только мне и другим работникам, родителям же сказать ни за что бы не решилась. Тема о детях в нашей семье была под запретом — слишком уж болезненная для родителей.

И именно поэтому родители чересчур меня опекали, практически не выпускали из дома, не позволяли ничего даже минимально опасного, боясь, что я заболею, поранюсь, сломаю шею, в конце концов. Такая их чрезмерная опека была вполне обоснованна. Я был девятым ребенком у своих родителей — и единственным выжившим из девяти. Трое погибли в материнской утробе, трое в первые дни жизни, остальные не дожили и до года.

Поэтому все детство я провел под строгим надзором мамы, врача Крюгена, няни и другой прислуги, которые строго следили за моим здоровьем и безопасностью. С физическими нагрузками тоже не задалось. Когда мне исполнилось шесть лет, отец взялся меня тренировать, и в первый же день я упал и сломал руку. После этого родители бросили даже эту затею, решив, что лучше мне налечь на умственное развитие и заниматься учебой.

Мать начала меня поторапливать, понаслаждаться горячей водой и массажными пузырями не удалось. Пришлось вылезать, натягивать чопорную одежду, которая сейчас мне казалась крайне нелепой. Все эти рюши, вышивка по старой, то есть новой для этого времени, столичной моде, не придавали мужественности никому, а меня и вовсе уродовали. Гораздо комфортнее я ощущал себя в военной форме или боевом панцире, а ещё лучше — в волчьей шкуре.

Когда вышел из ванной, оказалось, что уже рассвело, а из разбитого окна дул прохладный осенний ветерок.

— Какой сейчас месяц? — спросил я мать.

— Хватит придуриваться, — рассердилась она и настойчиво вытолкала меня из комнаты, указав взглядом в конец коридора. Там находился кабинет отца, дверь была приоткрыта — он ждал.

В детстве, если провинился, я приходил к отцу с понуренной головой, испытывал муки совести — как же, расстроил отца, рассердил, не оправдал надежд. После покорно выслушивал его нравоучения, раскаивался, покорно принимал наказание и возвращался в свою комнату.

Сейчас же я радовался. Всем сердцем радовался, потому что внутри затеплилась надежда — это не сон! Сон так долго длиться не может, а значит, я и вправду здесь, и главное — родители все еще живы.

Значит, кто-то вернул меня. Кое-какие догадки на этот счет у меня уже имелись. Но сейчас я не хотел углубляться в это. Возможно, времени у меня немного. Неизвестно, насколько меня вернули, может быть и вовсе всего на день. А, значит, моя задача рассказать все отцу, предупредить об опасности, спасти и семью, и род.

Лицо отца было непроницаемо, он сидел над бумагами, именно так он и проводил большую часть времени — в кабинете, занимаясь делами княжества. Отец не обратил внимания на мое появление. Я же сел в кресло напротив и принялся терпеливо ждать.

— Ты не контролируешь себя при обращении, — сказал он, не отрываясь от бумаг.

— Пока не контролирую. Но вскоре научусь. Это сейчас не имеет значения.

Отец удивлённо вскинул брови, бросил короткий взгляд и снова, вернувшись к бумагам, спросил размеренно растягивая слова:

— И почему же это не имеет значения?

— Потому что, отец, я вернулся из будущего. Сколько здесь пробуду, мне неизвестно. Но главное, я знаю, что должен вас предупредить.

Отец отложил бумаги, лицо его стало серьёзным и непроницаемым, он скрестил пальцы на столе, откинулся на спинку стула и спросил, плохо скрывая ироничный тон:

— И о чем же ты должен нас предупредить, Ярослав из будущего?

— Вас убьют. Тебя и мать. Это случится за две недели до моего пятнадцатилетия. Вооружённые люди в черных масках и боевых панцирях ворвутся в поместье посреди ночи и убьют вас.

Отец холодно улыбнулся, медленно кивнул.

— А тебя, значит, нет?

— Нет, я выживу. Успею с Савелием и Артемием Ивановичем сбежать. Позже, уже осенью, бабуля отправит меня в военную академию. Я стану боевым чародеем, как и ты.

— Ты? Боевым магом? — спокойно поинтересовался отец.

Я очень серьёзно кивнул, прекрасно видя, что он не верит не единому слову.

— Но я не доживу даже до твоего возраста. Меня убьет кто-то из моих же солдат. Это произошло прямо сегодня. Точнее, это случится через двадцать пять лет, но для меня — несколько часов назад. В меня выстрелили зарядом мертвой ойры. Потом прилетел ворон и разорвал браслет предков, который ты мне подарил на четырнадцатилетие.

Я взмахнул рукой, ища браслет, но на запястье ничего не было.

— Какой еще браслет? — спросил отец, с легким интересом подавшись вперёд.

Я озадачено смотрел на запястье, пытаясь сообразить, почему браслета нет.