Меняю любовницу на жену

Честно говоря, после празднования юбилея я слегка закружилась: подвернулось сложное дело, с которым попросил разобраться клиент, известный бизнесмен. Поговорить с Гелей по душам еще раз не довелось. Я, правда, связалась с одним своим знакомым с южного побережья и поручила ему разузнать про тот несчастный случай, про который упоминала Геля. И мой человек переговорил с проводником, тогда сопровождавшим компанию в горы. Как я и думала, он уверял, что произошел самый банальный несчастный случай, к счастью, закончившийся благополучно. На этом я и успокоилась.

Глава 2

На сообщение о Гелиной смерти я наткнулась почти случайно. Нет, позже-то мне пришло приглашение посетить печальную церемонию. На фирменной бумаге, с золочеными буквами и в траурной рамке. А в тот день я все же решила заняться своими зубами, отправилась к стоматологу. Перед экзекуцией я скупила все развлекательное чтиво у старушки, торгующей перед дверями стоматологической клиники, и в ожидании своей очереди наткнулась на сообщение в бульварной газетенке, славившейся своей оперативностью. На десяти страницах с цветными иллюстрациями она давала читателям представление о всех знаменитых или светских людях, имеющих хоть какое-то отношение к Тарасову.

Сообщение было коротеньким, с парой фотографий. «Вчера покончила с собой, бросившись с балкона собственного трехэтажного особняка, дочь известного бизнесмена, владелица сети ресторанов „Звездное небо“ Ангелина Пашкова. Ее муж, бизнесмен Алекс Пашков, рассказал нашему корреспонденту о том, что в последние несколько месяцев Ангелина находилась в тяжелой депрессии, принимала какие-то транквилизаторы и даже посещала психолога».

Я не поверила своим глазам, когда прочитала всю эту галиматью. Не мог Алекс ничего такого рассказывать корреспонденту подобного издания. Он не из тех, кто выносит сор из избы. Но Ангелина-то, наша Гелька, как она могла совершить такое? Трагедия не укладывалась у меня в голове. Я чувствовала свою вину, и это угнетало меня. Нужно было настоять на посещении ею специалиста, окружить ее заботой…

Приглашение на похороны я получила на следующее утро. Ангелину решили хоронить в Тарасове, где были похоронены все Пашковы. Я слышала, что отец Гели построил на кладбище нечто вроде семейного склепа. Хотя мне казалось, что Геле не понравилась бы вся эта пышность и помпезность. Похороны удались, насколько возможно употребление такого термина. Вернее, они прошли в лучших традициях, присущих мероприятиям высшего света, — дорого, стильно, немного чопорно, с пением «Аве Мария» все тем же вездесущим Касковым, как и положено. Среди понаехавших на траурную церемонию с трудом можно было насчитать пять-шесть настоящих друзей Ангелины, за исключением, конечно, родственников, искренне скорбящих о потере. Все остальные прибыли себя показать, с деловыми людьми переговорить.

Алекс выглядел потрясающе красивым в траурном одеянии. Бледное лицо, плотно сжатые губы. Ему, как мужчине, плакать не полагалось, но было видно, что он переживает. Я подошла выразить соболезнование к родителям Ангелины, затем к Алексу. Он узнал меня:

— Здравствуйте, Таня. Вот видите, как все сложилось, мы с вами тут разговариваем, а она… — Алексей мотнул головой, словно хотел смахнуть непрошеную слезу. — Никогда не прощу себе, что задержался в тот день у друзей. Нас обоих приглашали, но Геля сослалась на головную боль и осталась дома. А я, как дурак, поехал… Неудобно было отказаться, будущий партнер, выгодный контракт. Оттуда я звонил жене, хотел попросить зачитать один документ, который я дома оставил. Никто к телефону не подходил, и я почему-то сразу испугался. Приехал, а Геля мертвая, под балконом… Для храбрости выпила и прыгнула… Я виноват в ее смерти, нужно было уделять ей больше времени. Все эти дурацкие рестораны…

Мне было ужасно жаль этого красивого сильного мужчину. Похоже, он действительно сильно любил нашу Ангелину.

— Алексей, вы поплачьте, — тихонько шепнула я. — Легче станет, правда-правда.

— Спасибо, — шепнул мне в ответ муж моей подруги, вернее, теперь вдовец, — я потом, когда все разойдутся. А то сейчас торжественную речь говорить надо, отец Ангелины настоял. Пойду я…

Алексей очень красиво говорил о Геле, о том, какой замечательной женой она была, какой она могла бы стать матерью и даже бабушкой… Все было так трогательно и печально, что я не выдержала и разрыдалась.

Потом были девять дней, потом сорок. С каждым разом слез становилось все меньше и меньше, а речи делались все короче и короче. Я видела Алекса еще раза три, а потом он как-то выпал из поля моего зрения. Я думала, навсегда — и ошиблась.

* * *