Меняла

— Привет, — буркнул он, окатив меня перегаром и запахом пота, — не найдется ли у тебя шкуры горного Двалка?

В произнесенной без всякой надежды фразе сплелись отчаяние и безысходность, его вопрос был адресован даже не мне, а самому провидению, ибо лишь оно могло привести к невероятному стечению обстоятельств, позволяющему найти шкуру уже лет сто как вымершего животного в затрапезной лавке на задворках ойкумены.

— Может, и найдется, а что ты предложишь взамен? — я с сомнением оглядел незадачливого вояку, и подумал, что тот глуп даже для того, чтобы просто воспринять мои предложения.

— Да все, что угодно! — энергично крикнул он и словно ожил: загорелое, в шрамах и боевых отметинах лицо покраснело, и без того широкие ноздри раздулись, а в мутных, как будто выгоревших, зеленых глазах засветился слабый огонек надежды. — Говори!

— Золото, — коротко, с нажимом сказал я, — много золота.

— Сколько?

— Если учесть, что Двалки в Салликане истреблены, — я медлил, не желая продешевить, — тридцать унций.

— Отлично! — пророкотал рыцарь. — Еще бутылка доброго вина, и договорились! Принцесса выйдет замуж лишь за того, кто убьет для нее Двалка, таково завещание ее сумасшедшего отца. Сумасшедшего, но очень богатого, и уже год как покинувшего наш бренный мир.

Рыцарь ухмыльнулся в пыльную бороду, достал из-за пояса увесистый кошель и отсчитал шесть мешочков по пять унций.

Я взял золото, пожал мозолистую руку и пошел за шкурой. Вино для продажи стояло под прилавком, как всегда наготове. Откровенно говоря, оно было весьма посредственным, но мой клиент явно не причислял себя к когорте ценителей и почитателей прекрасного напитка.

Рыцарь ушел с увесистым свертком в руке, поминутно прикладываясь к подаренной бутылке, а я открыл стеклянную дверь, чтобы проветрить тесное помещение и избавить свое тонкое обоняние от контакта с неприятными запахами.

Стоя на ступеньках крыльца, я с наслаждением вдыхал чистый прохладный воздух и глядел на пыльную дорогу, что вьется вдоль пропасти по узкому перешейку, соединяющему два аспидно-черных горных пика. Оба ее конца пропадали в полукруглых, похожих на железнодорожные тоннели, пещерах. Километр пыли и мелких камней между окнами в другие миры. Моя лавка и единственное жилище по совместительству расположилась в том месте, где протоптанная тысячами путников тропа расширяется и образует небольшое плато размером с баскетбольное поле.

Каждый день по дороге проходят несколько человек. Они следуют из одного мира в другой, но почти все заглядывают ко мне в лавку: кто просто поболтать, а кто и провернуть сделку. Я — меняла, торговец, оказавшийся в неказистом пустынном промежутке между мирами. Но я люблю его вечное, пусть и холодное лето, люблю редкие ночные дожди, люблю туманы, в которых тонут островерхие черные пики по утрам, люблю вечность, которая всегда будет ассоциироваться именно с этим, похожим на объемный негатив, местом.

Я поежился и прошел через лавку в дом, а затем сквозь него на каменный балкон, что хрупким карнизом нависает над бездонной пропастью с противоположной стороны от дороги. Облокотившись на резные каменные перила, я вглядывался в туманную глубину и потягивал сладко-терпкий земной шираз маленькими глотками. Он стоит здесь целое состояние, но я праздновал день рождения. Круглую дату. По земным меркам мне стукнуло три сотни лет. Целая вечность. Вечность, оплаченная одиночеством.

Запрокинув голову, я допил кровавые слезы виноградной лозы и выполнил установленный мною самим ритуал: выбросил бокал в пропасть. Вращаясь и разбрасывая сверкающие на солнце рубиновые брызги, он начал стремительно уменьшаться, затем превратился в яркую точку, и, наконец, исчез в рваных клочьях серого тумана. Где-то внизу, в бесконечно далекой неизвестности, должны лежать осколки двухсот семидесяти трех выброшенных мной сосудов. Именно столько земных лет лет я живу здесь.

Мои раздумья прервал звон колокольчика над входом, и я вернулся к прилавку. Передо мной стоял пожилой седеющий мужчина в мешковатой брезентовой куртке с кожаным саквояжем в правой руке. Темные очки и широкополая панама цвета хаки делали его похожим на отставного военного, кем он скорее всего и являлся, а гладко выбритое загорелое лицо выражало самодостаточность и уверенность в себе. Такие люди редко идут на сомнительные сделки и авантюры.

— Здравствуйте, я — частный коммивояжер, предлагаю приобрести экзотические напитки, — заученно и монотонно пробубнил он и поставил потертый саквояж на прилавок.

— Здравствуйте, давайте посмотрим, — из вежливости ответил я, даже не надеясь на сделку.

— Я — профессиональный коллекционер пряностей, и Вы можете приобрести у меня церст, каммий, и даже миакр из Гальперна! — он подмигнул и со щелчком открыл саквояж.