Меняла

Я прислушался к своим ощущениям – некоторые признаки указывали, что меня опоили, но в этом не было ничего магического, никаких чар. Пожалуй, скорее травы… Я вытащил меч (в Дашстеле мы все не расставались с оружием) и… И остался на месте, пытаясь сообразить, что происходит. Мысли ворочались в голове с трудом, видел я все очень отчетливо – но в ушах у меня сильно шумело…

Из дома вышел Лонкоп. Он был бледен, но, похоже, более или менее трезв. Нарочито, как мне тогда показалось, печатая шаг, капитан вышел на середину открытого пространства перед воротами и огляделся. Затем махнул рукой Бибнону, тот, потирая руки и хихикая, отошел в сторону. Двое солдат, стоявших рядом с ним, взялись за бревно, выполнявшее роль засова. Я понял – сейчас ворота будут открыты и в Дашстель войдет враг. Я не пытался угадать, что это за враг и насколько он будет силен. Я знал одно – это будет мой враг, в противном случае колдун не стал бы потчевать сонным зельем наших новобранцев и меня в том числе.

Что мне следовало делать? Попытаться спрятаться и незаметно улизнуть? И что потом? Я был один в чужом краю, в Болотном Краю… Сдаться? Но я мог стоять на ногах и в моих руках был меч. И еще на моей стороне было одно преимущество – внезапность. Эти четверо не ждали, что кого-то минует действие сонного зелья, я же видел, как неторопливо и уверенно они действовали. И их было только четверо.

Я поднял свое оружие и бросился на предателей…

* * *

Ливда горела. Что в точности происходит там, откуда поднимается зарево, я не понимал и собирался ждать развития событий здесь. В конце концов, именно сюда сместится эпицентр бури, где бы и как бы она ни начиналась. Поэтому я кивнул носильщикам и уже хотел возвратиться в переулок, где остался Эрствин, когда к площади перед домом не вылилась из улицы Каменщиков целая процессия. Шаркали подошвы башмаков и сапог, бряцало оружие, неровно горящие в руках шагающих солдат факелы бросали отсветы на стены и запертые ставни… Впереди гордо шествовал Лысый, его лицо так и сияло – под стать начищенному до блеска шлему, на котором огни факелов играли крошечными багровыми язычками пламени. За сержантом шагали с дюжину или даже больше его вояк, окружившие трех связанных пленников. Среди арестованных выделялся ростом Конь, на него даже просто смотреть было больно – весь перепачканный в крови (непонятно, своей или чужой) и сильно избитый. Однако лицо бандита сияло не меньше, чем у пленившего его сержанта. Конь ухмылялся, сплевывая кровь и это было по-настоящему страшно.

Я собирался было нырнуть в тень, но не успел – Конь заметил меня и радостно взвыл:

– Хромой! Хромой! Я таки порезал его, суку!.. Я порезал его – ты слышишь, Хромой?!. Я порезал Мясника!

Я выругался про себя, вот уж некстати эта встреча и совсем ни к чему, чтобы меня узнавали здесь. И кто? Арестованный стражей бандит! Лысый тут же уставился на меня:

– Э, Хромой! Ты что, знаешь его? – и, не глядя, ткнул большим пальцем себе за спину, на радостно скалящегося Коня.

– Клиент, – нехотя пояснил я, – а за что его? Если это не служебная тайна, конечно…

– Тайна? – сержант едва не расхохотался, – вот увидишь, завтра об этом будет говорить весь город! Я выследил Мясника и успел вовремя. Этих всех взяли как раз во время заварушки.

– А Мясник? – спросил я, судьба Гедора меня в самом деле интересовала.

Токит помрачнел:

– Удрал… Но этот парень верно говорит, Мяснику хорошо перепало, – он обернулся к Коню, – ты правду говоришь, что это ты Мясника порезал?

– Ага, – бессмысленная ухмылка не покидала рожи бандита, – я!