Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

Более значимым видится второй довод, предложенный судом и сводящийся к отсутствию такого оправдания смертной казни, как возмездие. Анализируя эту цель смертной казни, суд пришёл к выводу, что её достижение в данном случае «зависит от степени виновности Энмунда, т. е. от того, каковы были намерения, ожидания и действия Энмунда».[1072] Поскольку же вероятность убийства в ходе совершения грабежа не столь велика, чтобы лицо, каким-нибудь образом соучаствовавшее в совершении последнего, «разделило упрёк за убийство»,[1073] то, как следствие, «для целей применения смертной казни уголовная виновность Энмунда должна быть ограничена его участием в грабеже, а его наказание должно быть подогнано к его личной ответственности и моральной виновности»[1074]. В такой ситуации, продолжил суд, «предание Энмунда смерти как месть за два убийства, которые он не совершал и не намеревался совершить или причинить, не имеет сопоставимого вклада в цель возмездия, гарантирующую то, что преступник получил справедливо заслуженное им».[1075]

Оставшиеся при особом мнении судьи в лице судьи С.Д. О’Коннор сформулировали прямо противоположную позицию, сочтя, что, поскольку наказание должно соизмеряться с «причинённым вредом и упречностью обвиняемого»,[1076] а Э. Энмунд, в конечном счёте, легально ответственен за оба убийства и порицаем за имевшуюся у него mens rea – «намерение совершить вооружённый грабёж, соединённое со знанием о том, что вооружённым грабежам присущ непосредственный риск смерти»[1077], – постольку «смертная казнь не является диспропорциональным наказанием за преступление тяжкого убийства по правилу о фелонии, даже если обвиняемый реально не убивал и не намеревался убить… потерпевших».[1078]

Как оценить данное решение Верховного Суда? Означало ли оно, что установление намерения относительно причинения смерти является предпосылкой смертного приговора не только в ситуации с соучастником, прямо не задействованным в акте убийства, но и относительно непосредственного исполнителя преступления[1079], или даже что «норма о тяжком убийстве по правилу о фелонии с её игнорированием виновности обвиняемого» конституционно недопустима?[1080] Правильной же, как показало будущее, должно считать ещё более осторожную оценку рассмотренного решения, согласно которой «суд обратился к вопросу о том, когда смертная казнь может быть назначена лицу, осуждённому в соответствии с нормой о тяжком убийстве по правилу о фелонии, но ясно не разрешил его»[1081].

Подтверждением этого взгляда и прояснением неопределённости в судебной практике относительно значения решения по делу Э. Энмунда[1082] стало решение 1987 г. по делу Рики и Рэймонда Тисонов[1083]. Три брата, Дональд, Рики и Рэймонд Тисоны помогли своему отцу, Гэри Тисону, и сокамернику последнего, Рэнди Гринуолту, сбежать из тюрьмы. После того как автомобиль, на котором они скрылись после побега, сломался, они остановили проезжавшую мимо машину, в которой находились потерпевшие Дж. Лайонс, его жена, их сын и племянница. Заставив их пересесть в неисправный автомобиль, Г. Тисон послал сыновей к оставленной неподалёку машине Лайонсов за водой для последних, а сам вместе с Р. Гринуолтом после краткого с ним совещания расстрелял всех потерпевших. Для братьев Тисонов, находившихся, по крайней мере, на некотором отдалении от места убийства, случившееся стало полной неожиданностью[1084]. Впоследствии один из братьев, Дональд, был убит в перестрелке с полицией, а Г. Тисон погиб, скрывшись в аризонской пустыне; оставшиеся трое были задержаны. Выжившие два брата Тисонов были осуждены за тяжкое убийство по правилу о фелонии и приговорены к смертной казни.

Верховный Суд счёл допустимым вынесение смертного приговора в такой ситуации, хотя и признал, что осуждённые «не “намеревались убить” в том плане, в каком эта концепция обычно понимается в общем праве»[1085]. Выражая мнение уже большинства суда, судья С.Д. О’Коннор отметила активную роль (в отличие от Э. Энмунда в приведённом ранее деле) братьев Тисонов в совершённом преступлении в целом[1086], а также проявленное ими «виновное психическое состояние в виде неосторожного безразличия к ценности человеческой жизни».[1087] Обосновывая законность приговора целью возмездия, суд, как следствие, решил, что указанные два фактора[1088] и в особенности последний– «шокирующий моральное чувство» общества[1089] и критический для определения реальной личной виновности, являющейся предпосылкой к вынесению смертного приговора, – оправдывают тем самым этот приговор.