Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

Основываясь на рассмотренной линии решений, представляется допустимым сделать следующие выводы. Являясь (не касаясь строгой ответственности) обязательной составляющей преступления, mens rea подлежит безусловному доказыванию обвинением на базе стандарта «вне разумных сомнений», прежде чем к лицу могут быть применены уголовно-правовые санкции. Тем не менее, будучи сковано в своих возможностях доказать настрой ума деятеля, сам факт существования которого выявляется только постольку, поскольку он объективируется в носящих внешний характер поступках человека, изменяющих окружающую его реальность, обвинение с неизбежностью вынуждено полагаться на эти внешние действия как необходимое и безусловное, по общему правилу, доказательство бытия подлежащего установлению настроя ума, т. е. mens rea. Основываясь на поступках человека, обвинение, соответственно, вправе предложить присяжным и судье считать их намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее в той мере, в какой они были бы намеренными, в любом ином схожем случае, т. е. вправе предложить, говоря иными словами, считать их намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее относительно естественных и возможных последствий конкретного деяния, которых намеревалось бы, которые злоумышляло бы, применительно к которым было бы неосторожно и так далее любое здравомыслящее лицо в ситуации действующего. Но при этом будучи (исходя из здравого смысла и житейского опыта) вправе предложить считать конкретные поступки намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее, обвинение не вправе ни обязать безусловно считать их намеренными, злоумышленными, неосторожными и так далее, ни обязать рассматривать их как намеренные, злоумышленные, неосторожные и так далее до тех пор, пока противное не будет доказано обвиняемым, или, используя язык юридических конструкций, вправе прибегнуть к допустимому выводу (фактической презумпции) относительно mens rea, но не к неопровержимой презумпции mens rea или обязательной опровержимой презумпции последней. Иное решение сводило бы здесь субъективный феномен mens rea до объективизированного уровня помыслов «разумного человека», не позволяя в должной мере принять во внимание и учесть индивидуальные субъективные настроения действующего. Такое положение вещей могло устраивать в XVIII–XIX вв. с присущими тому времени ярко объективизированным вменением, базировавшимся на оценке не намеренности, а моральной упречности, и отсутствием доступных средств к установлению таковой упречности, кроме как через стандарты сообщества. Однако такое положение вещей неприемлемо в XX–XXI вв. со свойственным им стремлением познать истинные чаяния людей с целью через них и только через них оценить меру их моральной порицаемости.

Подытоживая сказанное, можно отметить две принципиальных черты презумпции mens rea в её современном понимании: во-первых, требование наличия предположительной связи между презюмируемой mens rea и объективными обстоятельствами, дающими основание к такому презюмированию,[1128] и, во-вторых, юридическую природу рассматриваемой презумпции как могущей существовать только в форме допустимого вывода. Именно в плане соотнесения частных случаев презумпции mens rea с данными характеристиками, придающими ей конституционно позволительный статус, и увязана в большинстве своём судебная практика в настоящее время.

В качестве примера приложения первой из отмеченных черт презумпции mens rea, предположительной связи между базисными объективными фактами и презюмируемым субъективным явлением, можно обратиться к так называемой «доктрине смертоносного оружия» (deadly weapon doctrine).[1129] В соответствии с последней, доказанность одного лишь факта намеренного использования обвиняемым при совершении преступления смертоносного оружия в отношении другого человека достаточна для вывода о том, что он действовал с намерением на причинение потерпевшему смерти или тяжких телесных повреждений, которые с очевидностью должны были повлечь и повлекли смерть. Основанием к такому заключению, в свою очередь, служат объективные по своему характеру суждения, в силу которых «когда одно лицо насильственно атакует другого с опасным оружием, вероятно способным причинить смерть и которое фактически лишает жизни сторону, подвергшуюся нападению, естественная (иными словами, разумно и обоснованно следующая из наличествующих обстоятельству курсив в цитате мой. – Г.Е.) презумпция заключается в том, что оно намеревалось относительно смерти или тяжкого телесного вреда».[1130]

Иллюстрацией действия доктрины смертоносного оружия может служить сравнительно недавний калифорнийский казус.[1131]Высшим Судом округа Фресно трое обвиняемых, Ванг, Янг и Ляо,