Мэнсфилд-парк

Чуть не забыла (это Эдмунд виноват, думаю о нем больше, чем следует, мне это не на пользу) сообщить нечто весьма существенное от себя и от Генри, а именно, что мы с ним отвезем Вас обратно в Нортгемптоншир. Милый мой дружок, не задерживайтесь в Портсмуте, как бы это не повредило Вашему хорошенькому личику. Эти противные морские ветры пагубны для красоты и здоровья. Моя несчастная тетушка страдала от них уже за десять миль от моря, чему адмирал, разумеется, не верил, но я-то знаю, что так оно и было. Дайте мне только знать, и я тотчас же к Вашим услугам и к услугам Генри. Мне это будет одно удовольствие, и мы сделаем небольшой круг и по пути покажем Вам Эверингем, и, пожалуй, Вы не откажетесь проехать через Лондон и осмотреть внутреннее убранство церкви Св. Георгия на Ганновер-сквер. Только в это время держите подале от меня Вашего кузена Эдмунда, я опасаюсь искушения. Какое длинное письмо! Еще одно слово. Оказывается, Генри задумал опять ехать в Норфолк по какому-то делу, которое Вы и сами одобряете, но этого никак нельзя позволить до средины следующей недели, то есть его можно будет отпустить только после 14-го, оттого что в этот вечер прием устраиваем мы. Вам даже и представить невозможно, какой бесценный человек в подобных случаях Генри, так что придется Вам поверить мне на слово: ему нет цены. Он увидит Рашуотов, чем, признаться, я не огорчена — мне даже немножко любопытно, думаю, и ему тоже, хотя он в том не признается".