Мэнсфилд-парк

— А вот и он! — То был, однако ж, не Рашуот, но Эдмунд, который направлялся к ним вместе с миссис Грант. — Моя сестра и мистер Бертрам… Я так рада, что ваш старший кузен уехал и теперь его опять можно называть просто мистер Бертрам. Обращение «мистер Эдмунд Бертрам» звучит так чинно, так жалостливо, так подчеркнуто относится именно к младшему брату, что я терпеть его не могу.

— Как по-разному мы чувствуем! — воскликнула Фанни. — Для меня мистер Бертрам звучит холодно, бессмысленно, в нем совсем нет тепла и выразительности! Оно говорит единственно о том, что обращаешься к джентльмену, вот и все. А в имени Эдмунд есть благородство. Это имя героическое и прославленное — имя королей, принцев, рыцарей. От него будто исходит дух доблестного великодушия и нежной привязанности.

— Я признаю, что само по себе оно хорошо, и лорд Эдмунд или сэр Эдмунд звучит восхитительно; но погребите его под ледяным, все уничтожающим «мистер» — и «мистер Эдмунд» это не более, чем «мистер Джон» или «мистер Томас». Что ж, присоединимся к ним, и тогда придется выслушать вполовину меньше упреков за то, что мы сидим на воздухе в такую холодную пору.

Эдмунд встретил их с особым удовольствием. Он видел их вместе впервые с тех пор, как знакомство Фанни с мисс Крофорд стало более тесным, о чем он с радостью услышал несколько времени назад. Дружба между двумя дорогими его сердцу девушками была для него как нельзя более желанна. Но, к чести влюбленного, надобно сказать, что у него хватало разумения понимать, что вовсе не только и не столько Фанни выигрывает от этой дружбы.

— Так вы не собираетесь бранить нас за нашу неосмотрительность? — спросила мисс Крофорд. — А как по-вашему, разве не для того мы здесь сидим, чтоб нам об этом было сказано, и чтоб нас попросили и умоляли никогда более этого не делать?

— Возможно, я вас и побранил бы, сиди вы поодиночке, но уж если вы поступаете дурно вместе, я на многое могу посмотреть сквозь пальцы, — отвечал Эдмунд.

— Они недолго сидят, — объявила миссис Грант, — потому что, когда я поднималась за шалью, я видела из лестничного окна, что они прогуливаются.

— Да к тому же день такой погожий, и потому вряд ли так уж неосмотрительно, что вы несколько минут посидели, — прибавил Эдмунд. — О нашей погоде не всегда стоит судить по календарю. В ноябре иной раз можно позволить себе кое-какие вольности скорее, чем в мае.

— Видит Бог, — воскликнула мисс Крофорд, — мне еще не доводилось иметь таких друзей, как вы оба, вы так бесчувственны и не оправдываете ожиданий! Вы ни на миг не встревожились. Вы понятия не имеете, как мы намучились, как озябли! Но я уж давно предполагала, что мистера Бертрама не проймешь всякими невинными ухищрениями против здравого смысла, перед которыми не устоять женщине. На него я с самого начала не очень и надеялась, но вы, миссис Грант, моя собственная сестра, мне кажется, вам положено было хоть немного за меня встревожиться.

— Не тешь себя понапрасну, любезнейшая моя Мэри. Нет у тебя ни малейшей надежды меня тронуть. Я и правда тревожусь, но совсем об ином; и ежели б я могла изменить погоду, тебе все время пришлось бы терпеть резкий восточный ветер, потому как из-за теплых ночей некоторые мои растения Роберт оставляет на улице, а я знаю, чем это кончится: погода разом переменится, ударит мороз и застанет всех врасплох (по крайней мере Роберта), и все погибнет, а еще и того хуже — кухарка мне сейчас сказала, что индейку нельзя хранить дольше завтрашнего дня, а ведь я ни в коем случае не хотела ее готовить до воскресенья, потому что знаю, насколько больше доктор Грант обрадуется ей именно в воскресенье, после всех воскресных трудов. Вот они, можно сказать, огорчения, и оттого, на мой взгляд, погода не по сезону душная.

— Услады домашнего хозяйства в деревенской глуши! — насмешливо сказала мисс Крофорд. — Порекомендуйте меня вашему садовнику и торговцу домашней птицей.

— Дорогое мое дитя, порекомендуй мистера Гранта в настоятели Вестминстерского собора или собора святого Павла, и я еще как буду рада твоему садовнику и торговцу домашней птицей. Но у нас в Мэнсфилде такой публики не водится. Что прикажешь мне делать?

— О! Да ничего, кроме того, что вы уже делаете: ежечасно терзаться и никогда не терять самообладания.

— Благодарю, Мэри, но где ни живи, этих досадных мелочей не миновать. И когда ты поселишься в городе и я приеду тебя навестить, будут они, наверно, и у тебя, несмотря на садовника и торговца домашней птицей, а пожалуй что, как раз из-за них. Ты будешь горько сетовать на их отдаленность и необязательность, либо на непомерные цены и мошенничество.

— Я намерена стать достаточно богатой, чтоб не иметь поводов для подобных жалоб. Из всего, что мне доводилось слышать, самый верный залог счастья — большой доход. Уж он-то упасет от неприятностей из-за миртов и индеек.

— Вы хотите стать очень богатой? — сказал Эдмунд и, как показалось Фанни, бросил на мисс Крофорд взгляд исполненный значенья.

— Разумеется. А вы разве нет? А мы все разве не хотим?