Мэнсфилд-парк

С иным чувством слушал рассказы Уильяма Генри Крофорд. Вот бы ему тоже побывать в море и столько же увидеть, совершить, перестрадать. Сердце его разгорячилось, воображение разыгралось, и юноша, который, не достигши и двадцати лет, прошел чрез такие телесные тяготы и душевные испытания, вызывал у него величайшее уважение. Перед сияньем героизма, деятельности, неутомимости, выносливости его себялюбивая привычка потворствовать своим слабостям выглядела постыдно и жалко; и, недовольный собою, он желал бы оказаться неким Уильямом Прайсом и, обладая таким же чувством собственного достоинства и счастливым рвением, отличиться, собственным трудом достичь богатства и положения.

Желанье это было скорее нетерпеливым, чем стойким. От раздумий о прошлом и вызванных ими сожалений Крофорда пробудил вопрос Эдмунда о планах на завтрашнюю охоту, и он нашел, что нисколько не хуже быть богатым с самого начала жизни и иметь в своем распоряжении лошадей и конюхов. В одном отношении это даже лучше, ибо позволяет, если возникнет такое желание, оказать кому-нибудь услугу. При свойственном Уильяму задоре, храбрости и любознательности, он не прочь был поохотиться, и Крофорд без малейшего для себя неудобства мог предоставить в его распоряжение верховую лошадь, надобно было лишь преодолеть колебания сэра Томаса, который лучше племянника знал цену подобному одолжению, да развеять опасения Фанни. Она боялась за Уильяма; и сколько бы он ни рассказывал, как часто ездил верхом в разных странах, как вместе с другими верхом поднимался в горы, какие доставались ему необъезженные лошади и мулы и как он ухитрялся избегать страшных падений, ничто ее не убеждало, что он сумеет справиться с породистым гунтером во время охоты на лисицу; и так же, пока Уильям не вернулся здоровый и невредимый, избежав несчастного случая и позора, не могла она примириться с риском или испытать толику благодарности к Крофорду, на которую он с полным правом рассчитывал, за то, что одолжил ее брату лошадь. Однако ж, когда оказалось, что Уильяму это не причинило никакого вреда, Фанни признала это любезностью и в ту минуту, когда лошадь опять была предложена брату, даже наградила владельца улыбкою; а в следующую минуту с величайшей сердечностью, да так, что отказаться было невозможно, Крофорд передал лошадь в распоряжение Уильяма на все то время, пока тот пробудет в Нортгемптоншире.

Глава 7

В эту пору два семейства встречались почти так же часто, как осенью, на что ни один из членов прежнего общества не смел и надеяться. Во многом этому способствовало возвращенье Генри Крофорда и приезд Уильяма Прайса, но во многом тому была причиною терпимость, с какою сэр Томас принимал усилия пастора поддерживать добрососедские отношения. Не обремененный более заботами, которые вначале не давали ему покою, теперь, когда душа его была свободна, он согласился, что Гранты и их молодежь и вправду заслуживают того, чтоб у них бывать; и хотя у него и в мыслях не было строить планы или замышлять суливший выгоды брак для кого-либо из дорогой его сердцу молодежи, к которому могли привести эти постоянные встречи, и презирал подобную предусмотрительность, почитая ее унизительной, он не мог не замечать, правда, лишь в общем, не придавая этому значения, что мистер Крофорд особо отличает его племянницу, не мог, вероятно (но не отдавал себе в том отчета), и удержаться от того, чтоб тем охотнее отвечать согласием на приглашения Грантов.

Однако, когда после многих споров и многих сомнений — «Ведь сэр Томас, кажется, к нам не расположен, а леди Бертрам так тяжела на подъем!» — Гранты наконец отважились на такое приглашение, готовность, с какою сэр Томас согласился отобедать в пасторате вместе со всей семьею, была вызвана только воспитанностью и доброжелательностью и не имела касательства к мистеру Крофорду, который в его глазах был всего лишь одним из членов этой милой семьи, и только во время этого визита ему впервые пришло в голову, что кто-либо из тех, кто склонен к подобного рода праздным наблюдениям, пожалуй, счел бы Крофорда поклонником Фанни Прайс.

По ощущенью всех присутствовавших встреча оказалась весьма приятная; собралось как раз столько, сколько надобно, любителей поговорить и любителей послушать, а что до самого обеда, он, как всегда у Грантов, был изыскан и обилен, совершенно таков, к каким все привыкли, и потому ни у кого, кроме тетушки Норрис, не вызвал никаких чувств, она же не могла спокойно видеть множество кушаний, которыми был уставлен огромный стол, поминутно ждала какого-нибудь подвоха от слуг, проходящих у ней за спиною, и вынесла некое весьма свежее убежденье, что при таком множестве блюд какое-нибудь уж непременно остынет.