Меньше пафоса, господа!

– В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что, когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Актер Малого театра Михаил Михайлович Новохижин некоторое время был ректором Театрального училища им. Щепкина. Однажды звонит ему Раневская:

– Мишенька, милый мой, огромную просьбу к вам имею: к вам поступает мальчик, фамилия Малахов, обратите внимание, умоляю – очень талантливый, очень, очень! Личная просьба моя: не проглядите, дорогой мой, безумно талантливый мальчик!

Рекомендация Раневской дорого стоила. Новохижин обещал лично проследить. После прослушивания «гениального мальчика» Новохижин позвонил Раневской.

– Фаина Георгиевна, дорогая, видите ли… Не знаю даже, как и сказать… – И тут же услышал крик Раневской:

– Что? Говно мальчишка? Гоните его в шею, Мишенька, гоните немедленно! Боже мой, что я могу поделать: меня все просят, никому не могу отказать!

Раневская часто покупала в буфете конфеты или пирожные. У нее был диабет, а сладости она покупала, чтобы угостить кого-нибудь из друзей-актеров. Однажды в буфете она обратилась к актрисе Варваре Сошальской:

– Вавочка, позвольте подарить вам этот огурец!

– Фуфочка (так звали Раневскую близкие. – Ред.), с восторгом приму! Только вы уж, пожалуйста, скажите к подарку что-нибудь со значением!

– Вавочка, дорогая, я, старая хулиганка, дарю вам огурец. Он большой и красивый. Хотите – ешьте, хотите – живите с ним!

На собрании труппы обсуждают актера, который обвиняется в гомосексуализме:

– Это растление молодежи, это преступление.

Раневская заметила:

– Каждый волен распоряжаться своей жопой, как ему хочется. Поэтому я свою поднимаю и уе…ваю.

Раневская приглашает в гости подругу:

– Приходите, я вам покажу целый альбом портретов неизвестных народных артистов СССР.

Раневская и актриса Вера Марецкая идут по Тверской. Раневская говорит:

– Тот слепой, которому ты подала монету, не притворяется, он действительно не видит.

– Почему ты так решила?

– Он же сказал тебе: «Спасибо, красотка!»

Раневская получила новую квартиру. Друзья помогли обустроиться: расставили мебель, развесили вещи по шкафам, разложили по ящикам и собрались уходить.

Вдруг Раневская всполошилась:

– Боже мой, где мои похоронные принадлежности! Куда вы положили мои похоронные принадлежности! Не уходите же, я потом сама ни за что не найду. Я же старая, они могут понадобиться в любую минуту!

Она была так расстроена, что все кинулись искать эти «похоронные принадлежности»: выдвигали ящики, заглядывали в шкафы, толком не понимая, что, собственно, следует искать.

Вдруг Раневская радостно крикнула:

– Слава богу, нашла! – и торжественно продемонстрировала всем «похоронные принадлежности» – коробочку со своими орденами и медалями.

На радио шла запись передачи с участием Раневской. Фаина Георгиевна произнесла фразу со словом «феномен». Запись остановили.

– В чем дело? – спросила Раневская.

Ведущая передачи, стараясь исправить неловкость, сказала:

– Знаете, Фаина Георгиевна, тут говорят, что надо произносить не феномен, а феномен, так сейчас ставят ударение…

– Да, деточка, поняла, продолжим. Раневская четко и уверенно произнесла в микрофон:

– Феномен, феномен, и еще раз феномен! А кому нужен феномен, пусть идет в жопу!

Узнав, что ее знакомые собираются на спектакль, в котором она играет, Раневская пытается их отговорить:

– Не стоит ходить: и пьеса скучная, и постановка слабая. Но раз все равно идете, я вам советую уходить после второго акта.

– Почему после второго?

– После первого уж очень большая давка в гардеробе.

Как-то раз в КГБ попытались завербовать Фаину Раневскую. На встречу с актрисой послали молодого опера по фамилии Коршунов.

Недалекий Коршунов поведал Раневской о классовой борьбе, о происках мирового империализма. И сделал вывод о долге каждого советского гражданина оказывать посильную помощь органам государственной безопасности.

Выслушав, Раневская спросила:

– Молодой человек, а где вы были раньше, когда я еще не успела разменять седьмой десяток?

– Что вы, Фаина Георгиевна! – вскрикнул Коршунов. – Вам больше тридцати никто не дает. Вы просто девочка по сравнению с другими артистками вашего театра!

Раневская хитро прищурилась:

– Я давно ждала момента, когда органы оценят меня по достоинству! И я всегда готова разоблачать происки ненавистного мне империализма. Но есть одно маленькое но. Во-первых, я живу в коммунальной квартире, а во-вторых, я громко разговариваю во сне. Представьте, вы даете мне секретное задание, и вдруг во сне я начинаю называть фамилии, имена и клички объектов, явки, пароли, время встреч и прочее… А за стеной соседи, которые следят за мной на протяжении многих лет. Я, вместо того чтобы оказать помощь, могу предать органы госбезопасности.

Коршунов доложил о встрече с Раневской:

– Она согласна работать на нас, но громко разговаривает во сне. Да и как-то несолидно получается. Негоже все-таки народной артистке жить в коммунальной квартире…

Через месяц Раневская праздновала новоселье в высотке на Котельнической набережной.