Прямых свидетельств о расстановке сил среди вельмож у нас нет, но можно высказать не лишенную оснований догадку – членам Верховного тайного совета удалось отклонить честолюбивые притязания Меншикова и выдвинуть кандидатуру двоюродного брата герцога Голштинского. Противники Меншикова совершали ловкий ход, так как они заручались поддержкой императрицы – герцог Голштинский, двоюродного брата которого прочили в герцоги Курляндские, был ее зятем.
Меншикову понадобилось меньше месяца, чтобы сломить сопротивление противников, – 23 июня послу России в Польше Василию Лукичу Долгорукому была отправлена инструкция с повелением срочно выехать из Варшавы в захолустную Митаву, чтобы возглавить выборы, но не в пользу двоюродного брата герцога Голштинского, а в пользу Меншикова. Это было первое упоминание Александра Даниловича как претендента на титул герцога Курляндского. Светлейший, сказано в инструкции, «яко нейтральной, не может противен быть королям ни польскому, ни прусскому, и никто из них притчины иметь не будет друг другу завидовать». Кстати, к этому времени появилась еще одна кандидатура в герцоги: правитель Фердинанд выдвинул принца Гессен-Кассельского. Инструкция Долгорукому недвусмысленно высказала негативное отношение русского двора как к графу Морицу, так и принцу Гессен-Кассельскому.
А как быть с двоюродным братом герцога Голштинского, которого прочил в герцоги рескрипт от 31 мая? Отныне его кандидатура становилась запасной и ее надлежало назвать лишь после того, как Василий Лукич убедится, что у Меншикова отсутствуют шансы быть избранным.
[331]В Петербурге назвали и третью запасную кандидатуру: если первых двух претендентов курляндцы «не примут и будут в том весьма упорны», то представить им двух братьев князей Гессен-Гомбургских, которые «ныне в нашей службе обретаются» и к тому же «к курляндскому дому ближним сродством обязаны».
Итак, Меншиков занял первую строчку в списке кандидатов русского правительства в курляндские герцоги. Отправив инструкцию Долгорукому, Меншиков в тот же день, 23 июня, садится в карету, чтобы ехать в Ригу, откуда, как он полагал, ему удобнее будет оказывать давление на непокорных «курлянчиков» и руководить своими эмиссарами в Митаве. Дело в том, что сведения, полученные князем из Митавы, ставили под сомнение успех всей его затеи.
Первые претензии Меншикова на курляндскую корону были высказаны им, правда, неофициально, в начале апреля 1726 года, а 2 апреля светлейший отправил два письма с одинаковой просьбой: одно в Варшаву Долгорукому, другое в Митаву Бестужеву. Долгорукому он писал: «Вашего сиятельства, истинного моего друга, прошу, извольте в сем случае мне помогать и мою персону у тамошних министров рекомендовать». Долгорукий ответил шифрованным письмом: «Я вашу светлость могу под клятвою уверить, что все возможные труды прилагать готов, сколько знания и силы моих будет».
[332]Василий Лукич не скрывал трудностей. «Я слышу, – писал он, – по правам курляндским не может быть князь курляндской иного закону, кроме лютерского», но счел возможным уговорить курляндцев, чтобы они то свое право «уничтожили».Бестужев изложил план своих тайных действий: «А понеже тамо (в Митаве. –
Однако выполнить щедрые обещания не было возможности. В этом легко убедиться, читая одно за другим донесения Бестужева Меншикову.
14 мая: «Сколько можно об известном деле прилагаю старания, однако ж вашей светлости известно, что мне то надобно делать чрез других, а собою явно ничего делать невозможно, понеже бы о том был в Польше великий шюм и жалобы у двора. Того ради мне явно себя показать невозможно, и я уже имею пять персон, которым я обещал подарок по тысячи рублев человеку. И оные обещали, как возможно трудитца».
21 мая: «В деле вашей светлости я великое затруднение имею […] Как я слышю, единогласно все на графа Морица по рекомендации королевской склонны просить. Я от того не отступляю труд свой прилагать».
28 мая: «В Митаве во известном деле все тихо и оберратов, и других чинов, и шляхетства в Митаве нет ни одного человека».
Не полагаясь на усердие Бестужева, Меншиков отправляет на помощь ему в Митаву двоих доверенных людей: секретаря Франца Вита, ведавшего внешними сношениями князя, и генерал-аудитора Центаровича. Подкрепление, как можно судить из последующих донесений Бестужева, не помогло.
11 июня Вит доложил: «Я и генерал-аудитор о деле вашей светлости, что засвидетельствую самим Богом, неусыпно трудимся, но в таком замешании ничего к пользе не видим».