Меншиков

Осмотрев канал, Петр поплыл на Олонецкий завод; там не утерпел, как его ни просили поберечь себя, не надсаждаться, отковал он таки трехпудовую железную полосу.

Часами он мог любоваться, как могучие люди, будто играя пудовыми молотами, в отблеске пылающих горнов с грохотом плющат и гнут раскаленные железные полосы, умело выковывая, словно вылепляя из них все, что нужно. Подобные картины труда так очаровывали его, так захватывали все его существо, что, не выдержав, сбросив кафтан, он частенько, с русской удалью, лихостью бурно включался в раскатисто–звонкую, задорную, брызжущую весельем и радостью пляску пудовых кувалд.

Но теперь… надобно было бы ему поберечься [80].

Из Олонца поплыли в Новгород, из Новгорода — в Старую Руссу, осмотреть соляное производство. Из Старой Руссы Петр направился было обратно в Петербург, но дорогой решил заодно уж посетить и Сестрорецкий литейный завод. Однако в Сестрорецке Петру побывать не пришлось.

Помешал этому один непредвиденный случай.

Недалеко от устья Невы, возле селения Лахта, с императорской яхты был замечен в темноте небольшой бот, наполненный солдатами и матросами, который сильно бросало расходившимися волнами и наконец швырнуло на мель.

Петр приказал немедленно послать шлюпку на выручку. Бот заливало водой, люди на нем взывали о помощи. Глядя на такую беду, не мог Петр утерпеть — сам бросился в шлюпку. Отмель мешала шлюпке пристать вплотную к терпящему бедствие боту, пришлось для спасения людей прыгать в воду. Несколько солдат на глазах у Петра были смыты волнами, но двадцать человек все же удалось спасти.

Ночью Петр почувствовал «болезненное жжение в животе», его начало сильно трясти. Пришлось спешно плыть в Петербург.

Болезнь Петра осложнилась. А тут еще в самой императорской семье «грех случился». Толком никто ничего не знал, но генеральша Матрена Балк, любимая фрейлина Екатерины, и ее брат, камергер Виллим Монс, правитель канцелярии императрицы, заведовавший всеми ее вотчинами, вдруг, к великому изумлению сановного Петербурга, были арестованы и преданы суду.

— В чем дело? За что? — пытались догадываться при дворе.

Говорили, что, пользуясь близостью к императрице, брат и сестра сильно зазнались; Виллим хвастал, что он своим ходатайством у государыни может сделать многое и всякому.

Петр обвинил брата и сестру в том, что, управляя доходами Екатерины, они беззастенчиво обкрадывают ее. И наряду с этим туг же начали носиться упорные слухи, распускаемые злопыхателями из лагеря родовитых, что все это только предлог, что на самом деле Петр просто приревновал Виллима к «распутной» Екатерине.

Высший суд приговорил Монса к смертной казни. Обвинение гласило, что он устраивал свои дела, пользуясь доверием императрицы, брал взятки за устройство посадских людей на различные доходные должности в вотчинах императрицы, присваивал себе оброки с некоторых ее вотчин — с Орши, прилегаемых к ней деревень и других, — расхищал ее собственные деньги и драгоценности.

Монс был обезглавлен; Матрену Балк за сообщничество били кнутом и сослали в Тобольск.

Долго после этого досужие языки при дворе передавали «с уха на ухо», со слов «верных» людей перепевы «сей амурной истории». С удовольствием толковали о том, что, якобы страшно рассерженный «блудницей» Екатериной, Петр ударом кулака разбил вдребезги зеркало и сказал Екатерине, что он так же легко может обратить и ее самое в прах, из которого она поднялась, что якобы Екатерина на это нагло ответила государю: «Вы разбили то, что составляло украшение сей комнаты; думаете ли вы, что она через то сделалась лучше?»

А вслед за этой «историей» сильно раздражил Петра его кабинет–секретарь Макаров. На него донесли, что он не доводил до сведения государя о многих важных делах, возникших по фискальным доношениям, представлял неправильные доклады по челобитным о деревнях, брал с посетителей взятки. Доложили государю также и о злоупотреблениях, чинимых Военной коллегией.

Разгневанный Петр приказал отнять от Меншикова президентство в Военной коллегии и передать его князю Репнину. Для Александра Даниловича это было особо чувствительное наказание, до сих пор он не был лишен ни одной из своих многочисленных должностей.

Петр жестоко страдал… В помощь лейб–медику Блументросту, по его просьбе, был вызван из Москвы знаменитый уролог доктор Бидлоу, но медицинские пособия уже перестали оказывать даже временное благотворное влияние на больного, они только несколько увеличивали промежутки между мучительными приступами, сопряженными с «запором урины» [81].

Могучая натура Петра явно изнемогала. Но стоило только наступить хотя бы кратковременному облегчению, как больной сейчас же вызывал к себе того или иного сенатора и… уже коснеющим языком спешил, спешил передать ему «зело нужные наставления».

Так, уже страдая предсмертными припадками, он торопился составить инструкцию камчатской экспедиции Беринга, которая должна была, по его мысли, расследовать, не соединяется ли Азия на северо–востоке с Америкой.