Меншиков

Еще до похода войск Карла XII Гродно оставил и светлейший. Его отъезд тоже выглядел бегством. Именно так расценили поступок князя его недоброжелатели. Витворт записал рассказ одного из них: «Царский любимец при первых же выстрелах бежал за пятьдесят английских миль, не выпуская поводьев из рук». Огильви писал царю 6 февраля: «Хотя не ведаю, как те пред вашим царским величеством и пред чесном миром оправдатись могут, которые меня здесь при разорванном и разоренном войске без денег, без магазейну, без артиллерии и полковых лошадей покинули, все войска в замешании приведши: как неприятель пришел, без моего известия, не сказав мне ни слова, от войска и чину своего убежали и тем уходом людем неохотия прибавили, прочим же, которые еще в Гродню притти имели, случай дан для убежания».[67]

В этих пышущих злобой к Меншикову словах масса передержек. Неверно, что войска находились без продовольствия и фуража, что они оказались «разорванными и разоренными». Наветом является и обвинение князя в трусости.

Светлейшему было присуще множество слабостей. С ними мы отчасти уже познакомились и еще будем иметь возможность познакомиться. Но среди них напрочь отсутствовала та, которую пытался приписать Александру Даниловичу Огильви, – в трусости Меншикова никто никогда не подозревал. Скорее всего, его можно упрекнуть в противоположном – в безрассудной отваге, азартном риске и утрате в пылу сражения чувства осторожности.

Меншиков оставил Гродно по повелению Петра. Царь писал ему: «По получении сего моего письма изволь немедленно ко мне на встречу наскоро ехать, чтоб я мог безопаснее с вами в Гродно путь иметь».[68]

Царь выехал из Москвы, как упоминалось выше, 13 января. Недомогание, которым он страдал еще до отъезда, обострилось в дороге настолько, что Петр вынужден был вернуться в столицу и возобновить путь после того, как почувствовал облегчение.

В итоге расстояние до Смоленска Петр преодолевал десять дней и прибыл туда 23 января. Через пять дней он продолжил путь в Гродно, но в девяноста верстах от Смоленска встретил Меншикова с тревожной вестью: пути к Гродно перерезаны неприятелем, и русской армии, сосредоточенной в городе, грозили тяжелые испытания.

Царь был в смятении. В Гродно находилась самая боеспособная часть русской армии, в том числе два гвардейских полка – Преображенский и Семеновский. Утрата этой армии могла привести к окончанию войны на крайне невыгодных для России условиях. Удручала и весьма ограниченная возможность связаться с осажденными. Кроме того, в Гродно неведомо как был утрачен шифр, и воспользоваться даже запоздалыми рекомендациями царя стало затруднительно. Но особенно обескураживало царя намерение Огильви отсидеться в Гродно.

23 января 1706 года Петр отправил в Гродно письмо Репнину. Заметим, что оно было адресовано не Огильви, под началом которого находилась русская армия, а русскому генералу Никите Ивановичу Репнину. В этом поступке просматривалось явное недоверие царя к Огильви. «Зело удивляемся, – писал царь Репнину 28 января, – что по ся поры от вас жадной ведомости нет, что нам зело печально; тако ж объявляем, ежели всеконечно надееться мочно и совершенную подлинную ведомость о приближении саксонских войск имеете, к тому же правиант месеца на три имеете и конской корм (хотя с небольшою и нуждою), то бутте у Гродни: буде же о приближении саксонских войск вернаго известия нет, а обнадеживают польскою правдою, то, хотя и Рейншильда не чаять и довольство в правиантах и кормех конских есть, отступить к русской границе всеконечно, не изпуская времени, куды удобнее и безопасне… ибо неприятель уже почитай что отрезал войско наше от границ».[69]

Итак, при решении вопроса, оставаться армии в Гродно или уходить из него, Петр руководствовался не столько запасами продовольствия и фуража, сколько приходом на помощь саксонских войск. Впрочем, сам царь относился к изложенному здесь плану не как к указу, подлежавшему безоговорочному исполнению, а как к совету. «Аднако же, – резюмировал Петр, – все сие покладаю на ваше тамошнее разсуждение, ибо нам, так далеко будучим, невозможно указ давать, понеже, пока спишемся, уже время у вас пройдет». Что касается тяжелой артиллерии, то если она будет задерживать движение войск, то пушки, «разорвав, в Немон бросить».

Репнин показал царское послание Огильви, и тот писал Петру: «Войска вывести не могу потому, что реки еще не замерзли; неприятель одолеет меня конницею; при том же, за недостатком лошадей, придется покинуть знатную часть артиллерии, также предать в жертву неприятелю саксонские войска, которые уже на походе… Посему я решился остаться здесь до лета и ожидать или вящшаго отдаления неприятельского или совокупления с саксонским войском».