Димыч недовольно поморщился. Не сидится Глыбе в машине. Послал Бог идиота.
– Иди отсюда, я сейчас мину буду выставлять, – не оборачиваясь, сказал Димыч.
И сильный удар свалил его на пол.
После первого удара не останавливайся. Не дай своему противнику возможности оценить ситуацию и перейти в контратаку. Атакуй сам.
Атакуй, но не принимай бой. Наноси удары так, чтобы невозможно было понять, что они исходят от тебя. Удары должны наносится из пустоты. Удары должны наноситься пустотой. Это не ты, это кто-то другой. Это кто-то, кто больше тебя подходит на роль противника, у кого есть повод сражаться.
Если такого нет – создай его. И наноси удары не по оружию противника, нанеси удар в болевые точки, заставь его забыть, почему все началось, после чего на него обрушились удары.
Сделай так, чтобы его удар по твоей базе стал для него только эпизодом, мелким фактиком из общего потока неприятностей. Противник не должен знать причин. Он станет придумывать их сам. А это значит, что он будет ошибаться.
В коробках, которые притащили Кошкины, бутылка коньяка была не одинока. Тотошка обнаружил это с восторгом, Доктор поддержал его энтузиазм, а Ирина в кои веки не возражала. Не мешая пить, она только следила за тем, чтобы Тотошка закусывал как следует. Сожитель от такой заботы и выпитого подобрел, несколько раз назвал старуху Ирочкой и один раз даже «дорогой».
Кошкины спина к спине уснули тут же, возле печки, которая продолжала гореть, несмотря на то, что обычно дрова Ирина экономила. Функции тамады на себя взял Доктор.
– И еще по одной. И не надо на меня так смотреть, мадам. Я врач, а это значит, что я умею пить. Все врачи умеют пить. Когда я первый раз… Тотошка, налейте даме. О чем это я?
– Про то, как первый раз, – с готовностью подсказал Тотошка.
– Что первый раз?
– А про это ты не сказал. Про выпивку для Ирины сказал, а про это не сказал. О! Ты еще сказал, что все врачи умеют пить.
– Да, все врачи умеют пить, – в подтверждение этого тезиса, Доктор выпил и закусил маслиной из консервной банки.
– За врачей! – сказал Тотошка и тоже выпил.
Ирина тяжело вздохнула и сунула ему в руку бутерброд.
– Так вот, товарищи, когда я первый раз прооперировал живого человека…
– Он перестал быть живым, – засмеялся Тотошка.
– Ничего подобного. Он остался живым и даже здоровым. Сразу после операции старший врач спросил у меня, буду ли я пить «Тархун». Я согласился. Тогда он плеснул мне из бутылки на самое дно лабораторного стакана…
– Жлоб, – констатировал Тотошка.
– Именно так я тогда ему и сказал. Другими словами, конечно. Он назвал меня мужчиной и влил уже грамм сто пятьдесят. Я принял это залпом, очень хотелось пить… И все поняли, что я буду настоящим врачом.
– Это с «тархуна»?
– Да будет вам известно, господин Тотошка, «тархуном» у хирургом называют чистый медицинский спирт, подкрашенный для конспирации зеленкой. По сему я предлагаю выпить за…
– За зеленку… – Тотошка неверным движением взял бутылку и разлил остаток жидкости в посуду.
– Это почему за зеленку?
– А для конспирации! – зловещим шепотом сказал Тотошка и приложил указательный палец к губам, – Тс-с! Чтоб никто не узнал.
– За зеленку! – подумав, тоже шепотом поддержал Доктор.
Оба выпили, закусили и засмеялись.
Ирина снова тяжело вздохнула.
– Чего ты вздыхаешь, Ириночка? – спросил расслабленным голосом Тотошка. – Все сердце мне, блин, извела. Выпей, оно и попустит. Налить?
– Тебя вон уже попустило, – тихо сказала Ирина.
– И попустило! И ничего. Вон врач и тот пьет! Я, может, если бы после школы на нары не загремел, тоже бы врачом стал. Вон, и… и пью, как врач. Правда, коллега?
– Правда.
– Вот видишь, милая, – Тотошка попытался то ли погладить сожительницу по щеке, то ли похлопать по плечу, но его сильно качнуло, и он с трудом удержал равновесие, вцепившись в край фанеры, заменявшей стол.
– Завтра что будем делать? – глядя перед собой, спросила Ирина.
– А этот, – Тотошка помахал перед собой рукой, – Михаил на что? Он же сказал, что все будет нормально.
– А что тут можно сделать?
– Не знаю, а вы как думаете, коллега?
– О нашем Тарзане? Даже не знаю. И чем больше думаю о нем, тем меньше понимаю. – Доктор отодвинул кружку и задумчиво потер мочку уха, – Понимаешь, старик, все тут как-то неправильно.